Золотые апостолы - [15]

— Нам нужно уехать из гостиницы. Не то вот эти, — я кивнул в сторону неподвижного тела, — не оставят нас в покое.

Она кивнула и заметалась по комнате, собирая разбросанные вещи. Я отвернулся. В одной маечке и трусиках она выглядела соблазнительно даже после происшедшего этой ночью. Хорошо, что она не спросила, куда мы едем. Я и сам не знал ответа…

Чтобы не сидеть без дела, я поднял с пола урку и затащил его в ванную. Там он стал приходить в себя, пришлось дать ему еще раз… Я вытащил кожаный пояс из его брюк и крепко связал ему руки за спиной. Снял с крючка полотенце и завязал урке рот. Затем свалил бесчувственное тело в ванную.

Когда я вернулся в номер, Рита уже заканчивала одеваться. Я помог ей закрыть чемодан, мы вышли в коридор, и я закрыл дверь ключом. У себя в номере я быстро собрал сумку. Теперь следовало подумать, как покинуть гостиницу незамеченными. И я придумал…

Мы спустились на первый этаж и прошли по пустынному в этот час коридору до торцевого окна. Я открыл его, осторожно спустил вниз Риту, затем сбросил вещи и выпрыгнул сам. Погрузив вещи в багажник моей «омеги», я попросил Риту подождать в салоне.

Когда я вошел в гостиницу с парадного входа, дежурная возилась за стойкой — из-за нее был виден только пучок крашеных волос. Развернувшись в холле, я подошел к стойке со стороны лестницы и небрежно положил на нее ключи: свой и Риты. Она подняла голову слишком поздно, чтобы заметить, сколько ключей прибавилось в общей груде.

— Прогуляюсь, — буркнул я в ответ на немой вопрос и заспешил к двери. Я чувствовал, что она смотрит мне вслед. В этой гостинице у наших врагов были пособники: кто-то же открыл урке двери номера Риты. Ни ключа, ни отмычек при нем не оказалось.

Выйдя из гостиницы, я повернул вправо — к центру городка (меня могли видеть через окно администраторской). За углом торопливо свернул и, обогнув квартал, через пять минут был у «омеги».

Рита ждала меня на заднем сиденье, как я велел, — пригнувшись. «Омега» — большая машина (в маленьких я не помещаюсь), спрятаться позади можно. Я завел мотор…

У знакомого горбатого моста я остановился. Дуня недовольно открыла дверь справа:

— Сколько можно ждать?!

Заметив Риту, она недовольно насупилась, но села рядом. Махнула рукой вперед. Пока мы переезжали мост, я в двух словах рассказал ей о происшествии в гостинице.

— Кнур! — сердито прошипела она, когда я описал нападавшего. — Дьяк поганый!

— Какой дьяк?

Вместо ответа она насупилась, и я не стал приставать. Миновав мост, мы проехали по узкой гравейке еще с полкилометра и поднялись на противоположный берег широкой речной поймы. Покатили по улице. По обеим сторонам ее тянулись невысокие деревянные дома.

— Заречье, — пояснила Дуня и гордо добавила: — Сюда они не сунутся.

Я не стал уточнять, кто это «они» и почему не сунутся в эту занюханную пригородную деревню. Молча рулил, подчиняясь дуниным указаниям. У одного из домов она сделала знак остановиться, и выскочила, чтобы открыть ворота. Через окно я заметил ряды зеленых ульев в саду, просторный двор и темные мощные бревна, из которых сложен дом.

Мы заехали во двор, а затем — в высокий сарай, ворота которого Дуня распахнула, закрыв въездные. Я достал из багажника сумку и чемодан. Рита шла за мной.

У порога нас встретил старик. Он был невысокого роста, худ и лыс. Скользнув по мне взглядом, он остановил его Рите. Затем, шагнув вперед, взял ее за руку и повел в дом. Я потащился следом.

В доме старик усадил Риту перед невысоким столиком с иконами и, чиркнув спичкой, зажег перед ними свечу. Затем он взял со столика кружку и зашептал. Я стоял у порога, и не мог разобрать слов. Нечто вроде «Пресвятая Богородица Дева Мария… Спаси, сохрани и огради рабу Божию…». Закончив шептать, старик взял с тарелочки перед иконами уголек, отхлебнул из кружки и, держа уголек перед собой, прыснул на Риту. К моему удивлению, она даже не вздрогнула. Старик проделал это еще дважды, затем куда-то вышел и появился с другой эмалированной кружкой. Протянул ее мне.

— Выпей! — услышал я позади голос Дуни.

«Что это?» — хотел спросить я, но вместо этого послушно взял кружку и выпил до дна. Это был какой-то отвар: горький и ароматный. Тепло растеклось у меня внутри, я почувствовал, как наливаются тяжестью руки и ноги, а веки норовят сами собой закрыться.

— Пойдем!

Дуня за руку вывела меня во двор и отвела в стоявшую посреди сада рубленую баню. Там она сняла с гвоздя на стене длинный тулуп и расстелила на широком полке.

— Ложись!

Я послушно прилег на мягкую овечью шкуру. Сквозь единственное, крохотное окошко бани внутрь вливался тусклый свет пасмурного дня. Дуня стащила с меня туфли и пошла к двери. Спросонок я услышал, как лязгают запоры, и хотел возмутиться: не надо меня запирать! Но сил на это уже не оставалось. Вдруг я услышал, как по деревянному полу прошлепали босые ноги, кто-то маленький и легкий прилег рядом и прикрыл меня широкой полой тулупа.

— Спи, Акимушка, спи… Настрадался, бедный…

Маленькая твердая ладошка ласково погладила меня по щеке. Слезинка выкатилась из-под моего закрытого века и пробежала по щеке. И это было последнее, что я ощутил наяву…