Эта тема на особенно его трогала, к тому же пиво из-за нее передавали медленнее.
Хлопнула калитка. В просвет в живой изгороди мы видели, как девчонки направились вниз по дороге. Селина шла посередине, подружки держали ее под руки. Они склонились друг к другу, как и описывал Эдвард, и трещали так громко, что с ветерком до нас долетали их голоса, словно деловой свист скворцов ясным мартовским утром.
– О чем они говорят, Шарлотта? – спросил я младшую сестру, чтобы успокоить Эдварда. – Ты же иногда с ними гуляешь.
– Я не знаю, – уныло проговорила бедная девочка, – они не позволяют мне идти рядом, говорят, я еще маленькая, чтобы слушать их разговоры.
– А мне так хочется послушать, – добавила она.
– Когда к тете Элизе приходит в гости какая-нибудь дама, – сказал Гарольд, – они разговаривают хором, одновременно. И, похоже, понимают то, о чем говорят. Не ясно, как это у них получается. Взрослые такие умные!
– Новый викарий тоже странный, – добавил я. – Он часто говорит что-то бессмысленное, а потом смеется, как будто остроумно пошутил. Вчера, когда у него спросили, не хочет ли он еще чаю, он сказал: «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом». И захихикал. Не понимаю, что в этом смешного. А потом кто-то обратил внимание на его бутоньерку, а он прыснул: «Лишь увядающий цветок таит воспоминанье». Очень глупо, на мой взгляд.
– Ну, – с презрением произнес Эдвард, – тут уж ничего не поделаешь. Другим он стать не может. Что касается девчонок, если они говорят о чем-то настоящем, почему же никто не может понять о чем? А если им не о чем говорить, что, наверняка, правда, почему они тогда не заткнуться? Вот этому старому кролику нечего сказать. Зато он занят делом.
И Эдвард указал пробкой от пива на невозмутимое животное.
– Нет, кролики разговаривают, – оживился Гарольд. – Я часто за ними наблюдаю. Они склоняются друг к другу, и их носы двигаются вверх и вниз, прямо как у Селины и ее подружек. Просто мне, к сожалению, не слышно, о чем они говорят.
– Что ж, если и кролики разговаривают, – неохотно согласился Эдвард, – надеюсь, они не несут такой же вздор, что и девчонки!
Это было недостойно со стороны Эдварда и совсем нечестно, потому что и по сей день нам осталось неизвестным, о чем говорила Селина с подругами.
Чужаки, кем бы они ни были, всегда вызывали у нас подозрение. Каждый раз при появлении незнакомцев мы прятались в пещеры, убегали в непроходимые лесные чащи или находили убежище в соседском хлеву. Из всех этих тайников нас могли извлечь лишь коварные няньки, привыкшие к нашим побегам и посвященные во все секреты. И потому, вовсе неудивительно, что герои классических мифов не смогли завоевать нашу любовь с первой же встречи. Кто-то когда-то сказал: «Доверие – это капризный цветок, требующий ухода». Статным темноволосым полубогам с труднопроизносимыми именами и странным снаряжением предстояло взять крепость, охраняемую более привычным для нас гарнизоном. Холодные греческие богини не вызывали таких ярких ассоциаций, какие возникали при появлении насмешливых и ехидных фей и ведьм Севера. Во всех этих историях нам не хватало дружеской помощи животных: лисы, распушившей хвост, чтобы показать дорогу к заколдованному замку, лягушки в колодце, ворона, каркающего с дерева и дающего советы. Гарольд, к тому же, совсем не понимал, как героем сказки может быть не самый младший из трех братьев. Его непоколебимая вера в особую судьбу, уготованную младшему брату, часто приводила к печальным последствиям: раздраженные его самомнением и самоуверенностью, взрослые часто пороли его. Мы, старшие, осуждавшие смешное самодовольство Гарольда, разделяли его недоверие к греческим героям, даже древний Хронос казался нам выскочкой.
И все же, эти герои были неплохими ребятами, и когда-нибудь могли стать нам настоящими друзьями. А сражаться они умели не хуже рыцарей. Персей с шапкой-невидимкой Аида и волшебными сандалиями вскоре проложил путь к нашим сердцам. Аполлон, стучащийся в ворота Адмета. Психея и ее волшебный дворец, полный невидимых духов, помощников не хуже умных птичек и дружелюбных муравьев из прежних историй. И, наконец, Одиссей, чьи увлекательные путешествия и хитроумные выдумки сломали последний лед. Теперь вся команда была признана и принята нашим тайным обществом.
Совершив важное дело, погоняв телят фермера Ларкина по лугу, тех, которыми он особенно гордился, чтобы фермер не думал, что мы о нем позабыли, я возвращался через огород с чувством выполненного долга и наткнулся на Эдварда, копавшего червей в навозной куче. Эдвард спрятал червей в шляпу, и мы отправились дальше, рассуждая по дороге о высоких материях. Когда мы проходили мимо сарая, где обычно хранятся инструменты, странный шум, доносившийся изнутри, привлек наше внимание. В сарае мы разглядели Гарольда, увлеченного, поглощенного, одержимого новой, придуманной им, игрой. Он устроился в старом сломанном корыте и в восторге размахивал лопатой: то поднимал ее над головой, то вонзал в землю уверенным движением опытного гребца. Эдвард шагнул внутрь.
– Что это ты опять придумал? – сурово спросил он.