Золотой век Венецианской республики - [212]

В то время, когда популярность Гольдони в Венеции росла, на него нападали реакционеры, обвинявшие в подражании французам и уничтожении национальной итальянской традиции импровизированной комедии. Нападки возглавлял Карло Гоцци, написавший несколько пьес, в которых прямо высмеивался Гольдони. Остальные его пьесы стали фантастическими постановками сказок, больше похожими на живые картины, чем на драму. Пьесы Гоцци пользовались огромной популярностью. Предпочитая не доводить спор до конца в Венеции, Гольдони в 1762 году принял приглашение на пост директора «Комеди Итальен» в Париже. Он умер вскоре после того, как Французская революция отменила его пост и его пенсию.

В XVIII веке еще большую, чем театры, приманку для туристов представляли собой игорные заведения. Самые известные из них, как и театры, принадлежали венецианским аристократам. Многие представители знати так пристрастились к азартным играм, что просиживали днями и ночами за игорными столами как крупье. Самое знаменитое игорное заведение, «Ридотто», помимо десяти игорных залов включало в себя салоны, посвященные разговорам, вину и сырам или кофепитию. Но в Венеции слово «ридотто» («место встреч») вскоре стало означать игорный дом.

Кофейни также множились как места, где можно было просто общаться. В окрестностях Пьяццы их насчитывалось больше десятка, в том числе «Флориан», которая открылась в 1720 году, и «Квадри», открывшаяся в 1775 году. Некоторые кофейни привлекали людей, которым хотелось пообщаться со своими политическими единомышленниками. «Спадария» стала местом сбора тех, кто разделял новые идеи, идущие из Франции.

Издавна туристы, приезжавшие в Венецию, восторженно или, наоборот, с отвращением отзывались о ее проститутках. В XVIII веке Венеция славилась также чарами певиц и танцовщиц, которые блистали на венецианской сцене и которым щедро платили за их благосклонность. Самая яркая картина венецианской распущенности нарисована в мемуарах Джакомо Казановы, сына актера и актрисы.

Новый миф о Венеции плелся из рассказов путешественников и мемуаров, вроде мемуаров Казановы. Как ранняя история Венеции окружена ореолом чистой независимости, а период ее величия – мифом о неизменной мудрости венецианского сената, так и последние годы республики затуманены мифом о непревзойденной порочности. Туристы в самом деле обычно свидетельствовали в пользу ослабления нравственности представительниц тамошней знати. Они находили несовместимым даже с претензией на супружескую верность обычай, в соответствии с которым жену аристократа всегда сопровождал чичисбей, мужчина, который не являлся ее мужем. Он прислуживал ей с утра до ночи даже в самых интимных обстоятельствах. Сообщали о распутстве в монастырях. Один французский путешественник, Де Броссе, в 1739 году сообщал, что три монастыря состязались за право предоставить любовницу недавно прибывшему папскому нунцию – такое сообщение не является ценным доказательством подобного положения дел, но служит указанием того, какого рода слухи ходили повсеместно.

Впрочем, пороки, о которых больше всего говорили в Венеции, азартные игры и супружеская неверность, были общими для всех европейских столиц. Многие чичисбеи страдали от скуки надзора, не пользуясь удовольствиями любовника. Монастыри, не славившиеся особым религиозным рвением, все же выполняли общественную функцию: они становились образом жизни для вдов и дочерей, не имевших перспектив замужества. Гораздо больше свидетельств сохранилось о вольных нравах, чем о проведении музыкальных концертов и изящных приемов. Пороки Венеции XVIII века не отличались ни особой глубиной, ни уникальностью, разве что всепроникающей фривольностью.

Венеция XVIII века считалась самой веселой и легкомысленной европейской столицей. Карнавалы, где мужчины и женщины надевали маски и позволяли себе вольности, породили дух, который продолжался целый год, всепроникающий дух праздника.

Последние дни

Мы – люди! Пожалеем вместе с ней,

Что все ушло, блиставшее когда-то.

У. Вордсворт. На ликвидацию Венецианской республики

За беззаботностью Венеции стояло отсутствие у всех, кроме меньшинства, какой-либо серьезной цели, вырастающей из политической заинтересованности. Даже горстке аристократов, всерьез интересовавшихся политикой, которые управляли государством, недоставало выдержки и мужества.

Когда в коллегию начали поступать вести о революционных событиях в Париже и об армиях революционеров на марше, лишь несколько голосов выступили за то, чтобы Венеция вооружилась и приготовилась сражаться за выживание. К ним не прислушались. Военно-морской флот Венеции был немного модернизирован под руководством Анджело Эмо, однако ее крепости и армия безнадежно устарели. И даже если бы проголосовали за выделение средств, среди венецианских аристократов не нашлось бы людей, способных организовать и возглавить армию, которая была тогда нужна. Не была Венеция и способна, в новых условиях после Великой французской революции, удержать равновесие сил между Францией и Австрией. Она пассивно отказалась вступать в союз с кем-либо из двух держав и отклоняла предложения об оборонительном союзе со стороны итальянских государств. Традиционная политика нейтралитета требовала меньше усилий. В результате, когда Наполеон вытеснил австрийцев из Милана и преследовал их по венецианской территории в Тирольские Альпы, Венеция оказалась в его власти.