Золотой Василёк - [44]

Курбатов молчал и смотрел на занавешенное окно. Это напугало Марию Гавриловну еще более. Она покраснела, заплакала и стремительно вышла, с грохотом задев стул в гостиной.

А Курбатов выдвинул ящик письменного стола, достал браунинг, проверил заряд и медленно стал подносить браунинг к виску.

Люся, которая не смела дышать во все время этого страшного разговора, через щель занавески в зеркале увидела браунинг. Крик девочки раздался одновременно с выстрелом револьвера:

— Папочка! Папочка!

И пуля ударила в карниз картины «Да будет свет!».

Мария Гавриловна как безумная бросилась снова в кабинет. Но Павел Георгиевич уже опомнился. Он вмиг поднял девочку на руки:

— Детка моя, дорогая! Успокойся! Ну чего же ты испугалась? Я ведь только хотел проверить оружие, — успокаивал он Люсю.

Но Люся билась в руках отца и продолжала кричать:

— Папочка! Папочка!

А Мария Гавриловна, забыв свои обиды, схватила графин с водой и, не помня себя, не видя стакана, лила воду на зеленое сукно дорогого письменного стола.

Глава IX. О ЛИЗЕ ФОМИНОЙ

Лиза Фомина любила Надю давно, еще с детских лет. И, по мере того как девочки росли, любовь перешла в прочную, хорошую дружбу. Дружила Лиза и с Маней и с Людой, но легко и свободно чувствовала себя только с Надей. С ней она делилась своим горем, робкими и редкими надеждами, всем, что у нее было на душе.

Курбатова она долгое время стеснялась и даже чуждалась. Его богатство, независимость, удачи так далеки были от скромного мира Лизы, робкой и стеснительной. Они лишь удаляли и ограждали ее от Павла Георгиевича.

И только его настойчивое участие и желание помочь покорили наконец Лизу, и она привязалась к нему всем сердцем. День становился для нее теплее, когда она встречалась с Курбатовым. Она радовалась, если он хвалил ее, и была счастлива, когда он советовался с ней, пусть это и были пустяки.

Курбатов относился к ней серьезно, никогда не забывая о том, как она самолюбива, и незаметно помогал побороть ее смущение и неловкость.

Лиза не была красива. Она знала это и страдала. Ее узенькие глазки были бесцветны, лицо землистое, жиденькие, прямые волосы, иссиня-бледные губы, угловатые движения и нескладная худенькая фигурка — могло ли это украсить девушку!

И Лиза, никогда не обольщаясь своей наружностью, трепетала: она боялась потерять расположение Павла Георгиевича. Жизнь ничего ей не прощала. Ничего не давала даром, и за все Лиза платила. И очень дорого! Слезами и страданием за каждую ошибку, за каждый ложный шаг и даже за радость, такую редкую гостью в ее невеселой жизни.

А между тем Лиза видела, что знакомые девочки живут легко и судьба их балует. И еще Лиза заметила, что тайна женского обаяния кроется не только в красоте. Она раздумывала, чем можно сгладить свою некрасивость. Может быть, душевной красотой? И она строже следила за собой, старалась увидеть себя как бы со стороны, посторонним взглядом. Ей так хотелось стать приветливой, естественной и независтливой, чтобы быть достойной дружбы с Курбатовым. И все-таки она многим завидовала, завидовала и Наде, которая не только не старалась заслужить чье-нибудь внимание, но даже вовсе и не думала об этом, а нравилась многим.

И Лиза, стремясь понять, что же именно нравится Курбатову, стала наблюдать за его отношением к знакомым. И тут неожиданно в ней обнаружилась удивительная проницательность, как это нередко бывает у людей, одержимых одной идеей. В городке, например, досужие люди, которые всегда особенно интересуются делами людей, не имеющих к ним никакого отношения, считали, что Павел Георгиевич увлечен Людмилой Федоровной, а Лиза не придавала этому никакого значения.

Каким-то особым чутьем она угадала, что Павел Георгиевич и сам поддерживает это мнение. Лиза никогда никого не разуверяла, но в душе была убеждена, что это вздор.

Ей и в голову не могло прийти, что она сама влюблена в Курбатова. Она не только не рассердилась, а искренне бы посмеялась, если б кто-нибудь в шутку сказал ей об этом, — так это было нелепо и невероятно.

И, не подозревая опасности, не понимая чувства, которое укоренилось в ее душе, Лиза присматривалась, как Павел Георгиевич относится к Наде.

Однажды за вечерним чаем у Курбатовых, когда вся семья собралась за столом, зашел разговор о женской красоте.

Павел Георгиевич шутил и уверял, что все женщины для него одинаково глупы и милы.

И вдруг Лиза неожиданно даже для себя спросила:

— А Надя?

Павел Георгиевич не сразу ответил. Помолчал. Отодвинул серебряный подстаканник с чаем. Задумался, как будто всматривался в свою душу, и очень серьезно сказал:

— Надю я отличаю от других.

— Почему? — спросила Лиза, и ее бледное лицо залилось краской.

— Потому, — ответил тихо Курбатов, — что вас таких двуногих много ходит по земле, а Надя обладает чудесным свойством приковывать к себе сердца. А в глазах ее всегда видишь мысль. Возьмите мою Людку. Ведь она влюблена в нее. А вы сами? Не правда ли?

И Лиза удивилась, сколько нежности было в его голосе и на его лице.

Между тем за столом никто не обратил на слова Павла Георгиевича внимания. Все шумели, смеялись, Мария Гавриловна разливала чай, угощала, предлагала пирожки с черемухой.