Золотой мираж - [35]

Позже, когда все отправились смотреть фильм, они вдвоем вышли на палубу, и он спросил ее, что она думает о его друзьях. Они стояли у самых перил в затянувшихся, но уже исчезающих сумерках, и бледный свет падал на палубу и узкую полосу воды, по которой двигался их корабль. Клер обернула вокруг себя черно-серебристую кашемировую шаль, и Квентин глядел на неё пристально, пока она рассматривала дремучие леса, которые вдруг иногда раздвигались, чтобы показать быстрый проблеск водопада или маленькие деревушки, чьи домики сбились в кучку на островках или вокруг заливов. Ветер дул постоянно, и птицы безмолвно проваливались во все темнеющие сумерки; на палубе осталось совсем немного пассажиров, и Клер была так счастлива оттого, что Квентин захотел быть с ней одной.

— Мне понравились Лоррэн и Оззи, как вы и думали, — сказала она. — И я не в восторге от Ины и Зека, точно, как вы и ожидали.

Он поглядел на нее изумленно:

— Откуда вы знаете, чего я ожидал?

— Я поняла это по тому, как вы их представляли, как смотрели на них, когда они говорили, и как вы прощались с ними после ужина.

— Вы словно читаете мои мысли. Клер покачала головой:

— Вы выдали много меньше, чем большинство людей выдает себя — я думаю, вы очень осторожны. Но я не была бы хорошим дизайнером, не будь я хорошим наблюдателем. Думаю, я потеряла бы свое мастерство, если бы не смогла увидеть что-нибудь настолько простое, как ваше отношение к друзьям.

Он чуть улыбнулся:

— Почему бы вам не расслабиться и прекратить быть хорошим наблюдателем?

— А зачем?

— Может быть, так смогли бы расслабиться и остальные. — Он все еще улыбался, но Клер увидела, что он серьезен. — А что вам не понравилось в Ине и Зеке?

— Они слишком серьезно принимают себя и недостаточно серьезно — других.

— А вы принимаете людей серьезно? Она поглядела на него удивленно.

— Надеюсь, да. Я люблю людей, и обычно верю тому, что они говорят, и меня не забавляют ни они сами, ни их видение мира.

— Но у вас ведь не много друзей.

— Сложно сказать. У меня есть один очень близкий друг и несколько друзей, с которыми я иногда вижусь. Я и Эмма спокойные люди — нам не нужна толпа.

— А ваш муж? Он был такой же? Клер вздохнула:

— Почему все спрашивают меня о муже? Разве не достаточно того, что я теперь не замужем?

Он улыбнулся:

— Видимо, нет. Многим нужна вся история, а вам?

— Только то, что другие хотят рассказать: я не выспрашиваю.

Клер оторвала от него взгляд и посмотрела на тени на берегу. Было чуть больше одиннадцати, и сумерки, наконец, вылились в темноту. Месяц едва касался верхушек деревьев, его серп становился тем ярче, чем гуще делалась ночь. Она вспомнила о предыдущей ночи, как она верила, что Квентин был совершенно искренен, говоря о своих женитьбах и о Бриксе. Но, конечно, он не был так уж откровенен; она видела его сегодня, замкнутого, наблюдающего, и теперь вообще сомневалась, бывает ли он хоть с кем-нибудь честным. Но она все еще чувствовала, что должна ответить.

— Мой муж любил, когда вокруг много людей, и все время. Ему нравилось верить, что нечто еще более волнующее может всегда случиться в следующее мгновение.

— И случалось?

— Думаю, да. — Она помолчала. — Он следовал за этим, что бы оно ни было, и больше я его не видела.

Квентин взял ее руки и сжал в своих:

— Вам было тяжело это сказать. — Клер молчала. — Он не поддерживал связь? Он просто…

— Он просто больше не появлялся.

— И не оставил вам денег. И не присылал.

— Нет.

— И не пытался увидеть дочь?

— Я не думаю, что он даже о ней помнил. Когда он ушел, она еще не была личностью.

— Он ушел до ее рождения? — Да.

— А сколько вам тогда было?

— Семнадцать. Почти восемнадцать.

— Вы были в школе?

— Только поступила в колледж, но мне пришлось его бросить и устроиться на работу, когда он ушел. Мы поженились на следующий день после окончания школы. И он ушел, когда я была на четвертом месяце.

— Он ушел, потому что вы были беременны? Она чуть покачала головой:

— Я уверена, что он не хотел быть отцом, но, думаю, он просто не мог оставаться долго с одной женщиной, и появление ребенка просто дало ему понять, что это и есть основа брака. Мои друзья предупреждали меня о нем, но я не верила и потом я думала, что смогу его изменить. Конечно, я ошибалась; нелегко кого-то изменить, и одной любви для этого недостаточно.

Квентин положил руку ей на талию и поцеловал. Это был странный поцелуй, без страсти или волнения. Холодный, как рукопожатие, подумала Клер; или проверка температуры воды.

— Вы очень милая и очень мудрая, — сказал он, — его губы были рядом с ее, и Клер отклонилась. Она была смущена и смутно разочарована, как будто они сделали неверный поворот на пути, которым она наслаждалась.

— Спокойной, ночи, — сказала она, и не придумав ничего другого, что можно было сказать, развернулась и пошла прочь, через дверь в комнату для коктейлей, а потом вверх по лестнице на свою палубу, к каюте. Перед глазами у нее стояло лицо Квентина, ставшее, когда она ушла, задумчивым, но также и забавляющимся, как когда он наблюдал за своими друзьями. Может быть, он думает, что я тоже ниже его, как остальные?

— Это не был приятный вечер? — спросила Ханна на следующее утро. Они с Клер медленно спускались по Крик-стрит в Кетчикане, ожидая Эмму, которая на что-то загляделась в магазине. Когда-то, в самом начале века, улица была магистралью города, а теперь домишки, рассевшиеся на насестах по берегам реки, превратились в магазинчики, лавки, торгующие местными ремесленными диковинками, и художественные галереи. Город возник на самом краю гористого острова, климат которого был столь дождливым, что леса приобрели изумрудный цвет. Но сегодня светило солнце, и пассажиры сразу с двух кораблей заполнили улицы. Клер и Ханна уже посетили парки тотемов, когда Эмма еще спала, и теперь, бродя по городу, Клер решила залезть на Оленью Гору.