Золотой круг - [18]
Враскачку, оскальзываясь, к столу подошел Николай Канивец, плотный, невысокий, — истый запорожец, только без усов, и всерьез, без тени улыбки, накинулся на братана:
— Яковлевич, так робыть нельзя! Что это такое?! Ты с ним побалакай как следует. Ударь кулаком по столу, да так, чтоб телефоны, как жабы, запрыгали. Ну что тебе стоит? У тебя же авторитет…
— А что такое? В чем дело? — так же всерьез, не замечая затаенных усмешек товарищей, откликнулся Федор Яковлевич.
— Не знаешь? Скажи им, нехай перестанут шкодить!
— Кто шкодит? Скажи толком.
— Да там, те самые, наверху! — Николай показал рукой в небо под дружный смех.
Канивец не принял шутки — не то у него было настроение. Буркнул:
— Я тебя туда самого пошлю. Ты ж у нас моторный парень.
Очень вкусным был борщ с курятиной и розовой молодой картошкой-скороспелкой, которую Никитич выращивает у полевого стана. Ели молча, пока насытились, а потом кто-то спросил у Канивца:
— Ну, как решили, Федор Яковлевич, будут строить у нас на полевом стане крытый ток?
Он молчал некоторое время, будто не слышал вопроса. Наконец ответил хмуро:
— Когда-нибудь построят.
И больше ни слова не проронил. Задумался.
Припомнился ему, словно кошмарный сон, один из дней прошлого лета…
На току тогда в четырех буртах лежало около двух с половиной тысяч тонн пшеницы новых сортов Калиненко — «ростовчанки» и «северодонской», — пшеницы крепкой, ядреной, зернина к зернине, прозрачной, как золотистое стеклышко, тяжелой, как крупная дробь; шла она тогда по пятьдесят — шестьдесят центнеров с гектара.
Как радостно было ему взять полные горсти этой пшенички и, будто сердцем, почувствовать ее животворную тяжесть!.. По ночам он тихо и осторожно ходил у буртов, как отец у колыбели ребенка, которого так долго ждал и наконец-то дождался. Погружал руки по плечи в пшеничку — она растекалась под легким нажимом, тихо звеня, пересыпал с ладони на ладонь. И запах шел от этой пшенички, как от здорового ребенка, угревшегося в теплой постели, — запах нежный, родной, наливающий душу чувством единения с землей, миром, со звёздами над степью…
И в тот день по пшеничке, лежавшей открыто под небом, ударил ливень. Проклятый, хлынул, словно небо лопнуло, будто кутырь — кабаний пузырь. Налетел, закручивая верха буртов, захлестал, приплясывая на них. Крутил, растаптывал, копытил! Пшеница, вздрагивая под его ударами, зашевелилась, как живая, и поплыла, поплыла вместе с бурлящими ручьями!.. Бурты таяли, растекались, распластанные, растоптанные ливнем!..
Он бегал по двору, как в беспамятстве, кричал не помня что, сзывая людей, искал лопаты…
Та пережитая боль, видно, у него никогда не пройдет.
И вот опять ему напомнили о том кошмарном дне. Все тогда в его бригаде тяжко переживали случившееся, что тут говорить… Не решили еще вопрос о строительстве крытого тока! Не решили!
И явно обрадовался Федор Яковлевич возможности отвлечься от тяжких дум, когда услышал ржание лошадей. Обернулся к повозке горючевоза, показавшейся во дворе. Впереди нее бежал чалый стригунок, султаном подняв хвост, разметав гривку, подтанцовывая на пружинистых ногах, сытый, вальяжный: ведь понимал, шельмец, что люди смотрят на него, любуются.
— Бачите! — Канивец повернулся ко мне, подтолкнул локтем взволнованно. — Это же тот самый доходяга, что на веревках висел. Верный!
Стригунок остановился, вздернул голову, отозвался ржанием.
— Хорош! — ответил я. — Никогда бы не подумал, что это тот самый жеребенок.
— Мы его выходили, вынянчили…
Ожил Федор Яковлевич, глаза заблестели влажно, и какая-то детская улыбка размягчила лицо, суровость и горечь сошли с него. Взбодрился он, развел плечи, обвел соратников взглядом:
— Ну, хлопцы! Чтоб время не пропадало зря, еще раз комбайны проверим: где подкрутим, где подтянем, где направим… Старики говорят, лето паршивое будет, кислое. «Тремонтана» власть взял над «астраханцем». Поэтому половину хлебов будем убирать напрямую, комбайнами.
Хлопцы направились к комбайнам, а Канивца задержал заехавший во двор главный агроном Шевцов. Он с ходу пошел на бригадира.
— Это что ж такое, Федор Яковлевич? Почему жатки стоят? Почему не валят пшеницу? У других уже…
— Сами бачите: дождь у нас…
— На том бугру сухо. И не капнуло. Давай перебрасывай туда жатвенную технику, на ту пшеницу!
— Да она еще зеленковата…
— Ничего не зеленковата! Я смотрел ее — пора валить. Перегоняй жатки, Федор Яковлевич. Немедленно.
— Да мы там и не собираемся валить, Иван Николаевич. — Канивец смотрит через узенькие зеленые щелочки.
— Это ж почему?!
Федор Яковлевич еще держится, но уже пыхтит. Перебрасывает пиджак с одного плеча на другое.
— Там же «ростовчанка». Сами знаете, добра пшеничка, получше, чем на низу, в чибиях… Мы ее комбайнами возьмем напрямую, когда созреет.
— Не мудруй, Федор Яковлевич, не мудруй!
— Да какое тут мудрованье, Иван Николаевич? — почти ласково отвечает Канивец, но уже краснеет, шея наливается бурачным соком, и он надевает пиджак. — Бачил сам, какая там пшеничка, центнеров под пятьдесят. И если мы ее положим в валок, какой валок будет? Вот такой? — показывает себе по пояс. — И что с тем валком будет, если ливень прихлопнет его к земле? Когда он высохнет? У вас есть чем переворачивать такие валки? Ага, нема!
О чем думают лошади? Ответ на этот вопрос ищет деревенский подросток из повести «По добрую воду», чье познание мира и приобщение к труду происходят в тесном общении с четвероногими друзьями человека. Увлекательные «Лошадиные истории», в числе которых героико-приключенческая повесть «Рыжая стая» — о спасении четырнадцатилетней девочкой донских лошадей буденновской породы от захвата гитлеровцами, — включены в сборник повестей и рассказов А. Коркищенко.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повести рассказывается о жизни ребят современного села. В острых ситуациях складывается характер главного героя — подростка Родиона Бучаева.
Рассказы Алексея Коркищенко из сборника «День лошади»: «Похождения деда Хоботьки», «За Желтым ериком», «Ласка», «Джигит», «Валентинка», «Интересные каникулы», «Сказки Старого леса».
Повесть о сынах Земли Яше, Грише, Вене, дочери Земли Нюрке и Космическом путешественнике.Повесть о ребятах, вначале мечтавших быть космонавтами и запускавших ракетный самовар, а затем, после лесных приключений, увлекшихся биологией.Повесть Алексея Коркищенко «Полосатые чудаки» была опубликована в журнале «Юный натуралист» №№ 1–5 в 1965 году.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.