1
Весной сорок первого, когда Федору исполнилось восемнадцать лет, он впервые испытал счастье взрослого человека. Испытал полно и сильно. Был счастливым от работы — в ту весну самостоятельно повел трактор СТЗ — и был счастливым от любви. А полюбил он крепко, всеохватно — так дуб растет: сильными корнями на большую глубину, до пластов сладкой воды, и вершиной до высокого синего неба и теплого солнца.
Счастье Федора было бурным, ярким, но коротким. Война пришла и не дала ни счастливо любить, ни счастливо работать.
Старшие из села Займо-Обрыв ушли на фронт сразу же, а таких, как Федор Канивец, восемнадцатилетних парней, стали обучать военному делу.
В селе стояла племенная конеферма, где выращивались кони для кавалерии. У Федора там был свой питомец, Верный, — займо-обрывские мальчишки смалу брали шефство над жеребятами. И вот в начале обучения инструктор Никодимыч, бывший буденновский конник, поставил коней в ряд — более тридцати их было, а напротив, метрах в сорока, выстроил допризывников, дал им по кусочку хлеба и сказал так:
— Товарищ допризывник, по моей команде обратись к коню, какой тебе нравится, с ласковым призывом. Призови его, значит, к себе. А какой конь к тебе подойдет, тот твой и будет. С ним ты будешь получать от меня боевой инструктаж, с ним и на фронт пойдешь. Понятна задача?
— Полюби!.. Кось-кось!.. Ко мне!.. Полюби! — хлопцы подзывали коней каждый на свой лад.
Кони поломали строй, разбрелись в разных направлениях. Питомец Федора, Верный, подняв голову и тревожно всхрапывая, стоял на месте.
Федор свистнул привычным для коня протяжным, упадающим в тональности свистом и позвал, как приучал его смалу:
— Ве-е-рный, ко мне! Полюби!
Конь отозвался тихим ржанием и пошел к нему, успокоенно поматывая головой. Сразу к хлебу не потянулся, а, дохнув теплым дыханием в шею Федора, положил голову на плечо. И они потерлись щекой о щеку — так приучил Федор Верного приветствовать его при встречах, поощряя каждый раз чем-нибудь сладким.
— Ах ты, Кося, мой хороший! — растроганно сказал Федор, оглаживая шелковистую горячую шею.
Легче стало на душе у Федора: с любимым конем казаку и работать и воевать удобнее.
Мобилизационную повестку Федор получил в конце августа. Бои шли в это время уже под Таганрогом. Ночами из-за моря доносилась артиллерийская канонада. «Юнкерсы» несколько раз бомбили Азов. А от Займо-Обрыва до Азова рукой подать. Война была близко, под боком.
Из села уходило сразу около ста Федоровых сверстников.
В тот день все дворы ожили задолго до рассвета. Задымились трубы кабиц — летних кухонь. Завизжали подсвинки под ножом, закричали переполошенные куры и утки, по всему селу разнеслись запахи горелой щетины, птичьего пера, а позже воздух заполнился ароматами пирогов, жарковья и прижаренного каймака.
Федор проснулся до солнца, хотя и спал мало — просвиданничал с Галей до полуночи.
— Шо ж ты вскинулся так ранесинько, Федя? — спросила мать. Она потрошила кур около топившейся кабицы. — Выспался бы хорошенько перед дорогой.
— Не спится, мамо.
Отец, чистивший стойло коровы, шутливо заметил:
— Молодому парню долгий сон — во вред.
Федор вывел коня из легкого камышового сарайчика, напоил и стал чистить волосяной щеткой. Затем помассировал грудь своего питомца сильными ладонями, уже по-мужицки шершавыми от набитых мозолей. Верный, фырча от удовольствия, ластился, толкал мордой под бока своего хозяина.
— Ах ты, ласкун мой хороший! — прошептал Федор, трепля золотую гриву Верного.
Достал из кармана поджаристый сладкий сухарик — специально упросил мать напечь для коня таких сухариков в дорогу. Верный взял сухарик осторожно с ладони, не жадничая, пощекотал ладонь губами. Захрустел им и благодарно ткнулся мордой хозяину в плечо.
— Ну так что, Верный, промнемся? — сказал Федор.
Конь постриг ушами, взбодренно всхрапнув: он понимал, что ему предлагал хозяин. Тот снял седло с крюка, стал седлать его.
— Ты куда засобирался, Федя? — удивленно спросил Яков Андреевич.
— Смотаюсь в степь…
— Якое ж у тебя там сегодня дело?
— Да есть одно дело.
Что он мог еще сказать отцу? Корешки его души там, в широкой приазовской степи. Но какими словами про это скажешь? Вот как вчера с Галей… Сколько хотел сказать о своей любви к ней! Обычными словами не выразить чувств, а необыкновенные не приходили на ум… Вот и рассказывал Гале на прощальном свидании о работе на стареньком тракторе СТЗ. Ну, не растяпа ли он — нашел о чем говорить с Галей в последний вечер?! И ни слова о том, что он уходит надолго, уходит на войну и может совсем не вернуться домой… Когда же он теперь увидит Галю? И увидит ли?
— Ты же там недолго, сынок, — сказал отец и добавил с непонятной улыбкой: — К нам близкая родня придет.
«Какую это близкую родню он имеет в виду?» — подумал Федор, но не спросил об этом. Ответил:
— Ладно, папа.
Ловко вскочил в седло. Верный заиграл под ним, заплясал, выбивая дробь копытами.
Дед Андрей, с удовольствием и гордостью следивший за внуком из дверей хаты, вышел во двор, воскликнул:
— Гарный с тебя казак, Федя!
Федор стыдился похвал, неловко себя чувствовал. Скомандовал:
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
