Золотой архипелаг - [94]

Подошла к концу прокурорская проверка, проведенная группой Турецкого. Его коллеги подготовили и обобщили значительный материал о преступлениях в земельной сфере страны, а Александр Борисович свел все факты, цифры и обобщения в значительный материал проверки. Шутка ли сказать: в первой половине года только в Московской области было выявлено свыше 500 нарушений, допущенных при предоставлении земельных участков. По результатам проверок прокурорами принесено более 10 тысяч протестов на незаконные правовые акты в земельной сфере, направлено в суды 3,5 тысячи заявлений о признании недействительными противоправных сделок с землей, возбуждено свыше 200 уголовных дел.

Том с дополнениями лег на стол генерального прокурора Кудрявцева. Представление было рассмотрено на заседании Коллегии Генеральной прокуратуры. Александр Турецкий, члены его группы, а также следователи прокуратур Москвы, Подмосковья и Санкт-Петербурга расследовали и раскрыли несколько особо опасных преступлений. В том числе дело об убийстве бывшего коллеги по следовательскому цеху Игоря Лейкина. Пожалуй, Саша Турецкий был доволен проделанной им работой — это было в его духе!

Однако особенное удовольствие принесло ему зрелище галлюцинаций во плоти… то есть людей, которых он под влиянием жены — теперь-то не стыдно признаться! — в какие-то сумасшедшие минуты считал плодом своего вышедшего из-под контроля воображения. Блондинку звали Евгения Фомина, брюнета — Заур Зейналов. Оба — артисты, малоудачливые, но способные — судя по тому, как они заморочили голову не кому-нибудь, а самому старшему помощнику генерального прокурора. Зейналов даже выступал в цирке со своим иллюзионным номером — смена одежды за считаные секунды; обучил этим фокусам и партнершу… Будучи задержанными, они вели себя по-разному: Фомина непрестанно лила слезы, стараясь давить на жалость, Зейналов по-мужски признавал поражение, но раскаяния не проявлял. Однако в своих показаниях они были единодушны. Оказалось, что когда Акулов узнал об интересе, проявленном старшим помощником генпрокурора к сварам олигархов вокруг колхоза «Заветы Ильича», то отправил этих двоих своих подручных — мелких сошек, годных только на подхват, — следить за ним. Намерение свести с ума в показаниях Зейналова и Фоминой не фигурировало, и Александр Борисович порадовался, что не высказал при них этого предположения: сводил он с ума, в сущности, сам себя — при участливой помощи Ирины. Просто-напросто Акулов велел Зейналову и Фоминой особенно не прятаться: пусть, мол, Турецкий видит, что за ним ведется слежка, пусть попридержит свою прыть…

Когда Турецкий обо всем этом узнал, ему стало радостно. А вот насколько радостно станет Ирине Генриховне?

Отдаляя миг торжества, не желая переносить объяснение в прихожую (это придало бы ему слишком необязательный, проходной характер), Александр Борисович открыл дверь своим ключом. Почему-то он вообразил, что застанет Ирину перед телевизором, за просмотром очередного шоу. Но в гостиной ее не было. Не было ее и в спальне. В полутьме коридора светилась только стеклянная дверь кухни. Туда и направился Турецкий, предусмотрительно захватив с собой фотографии.

«Я не сумасшедший!» — совсем было уж собрался объявить Александр Борисович, распахнув кухонную дверь. Но вместо этого застыл на пороге. Ирина Генриховна, милая, красивая и какая-то по-особенному умягченная, какой не была уже и не вспомнить сколько лет, примостилась на табуретке и, в нарушение всех хороших манер, каковых неукоснительно требовала от дочери и супруга, почем зря поедала соленые огурцы, вылавливая их прямо из банки своими изысканными музыкальными пальчиками. В прозрачном баночном рассоле плавали жесткие ветки укропа и дольки чеснока. И — словно эта банка была деталью машины времени — Саша мгновенно переместился на другую кухню, где его Ирка, такая же красивая, только гораздо моложе, с круглым выступающим животом, вот так же самозабвенно нарубывала такие же венгерские соленые огурчики. Вот только достать их во времена дефицита было значительно труднее…

— Ой, Сашенька, — улыбнулась Ирина. Рассол стекал у нее по пальцам, увлажнял губы и подбородок. — А меня почему-то вдруг так потянуло на солененькое. Как когда я Нинку носила…

«А ведь мы перестали предохраняться», — внезапно уяснил Турецкий. Фотографии выскользнули у него между пальцами и разлетелись по кухне. Вот ведь дураки, вбили себе в голову, что незачем в их возрасте, к тому же если у Ирины климакс… Ничего себе климакс! Дочь, того и гляди, через год-другой осчастливит родителей внуками, а они ей в ответ преподнесут братца или сестрицу. Вот, мол, нашли себе развлечение на старости лет!

«Ну и что же, что на старости лет?» — немедленно осадил он себя. Взять хотя бы этого председателя колхоза: мужик не первой молодости, а сынишка у него совсем клоп, второклассник. Зато любят один другого так, что приятно посмотреть. Может, в этом есть своя мудрость? Поздние дети, он слышал, получаются талантливыми. К тому же сейчас, когда Россия испытывает недостаток населения, рожать должны все, от мала до велика… то есть, пардон, от млада до стара. Вот и их сын… С чего он взял, что обязательно сын? Нет, хотелось бы, конечно, продолжателя рода, наследника фамилии. Но девочки, как ему известно на примере Нины, тоже существа занятные. В следующем столетии женщины, пожалуй, не отстанут от мужчин по части карьеры. Он и дочке будет рад…