Золотой архипелаг - [90]

— Нельзя!

Гражданин в шляпе и дубленке подскочил таким образом, который нельзя было объяснить резким торможением поезда при остановке, тем более что остановки никакой пока не было. От мнимой невинности не осталось и следа: на лице под закругленными полями шляпы отразилось, что человек отлично понял, к кому это «нельзя» относится, и отлично знает, что его чуть было не совершенный поступок полностью подпадает под категорию «нельзя».

— Нельзя трогать чужой предметы, — как можно убедительнее произнес Ричард. — Это может быть террористический портфель… террористический акт. Трогал — взрыв! Надо звать милиция.

Кстати подоспела и остановка. На станции вошло несколько человек, но все они, вместе с уже присутствовавшими, компактно сжались, оставив вокруг Ричарда, гражданина в дубленке и портфеля свободное пространство — заколдованный круг. Внутри круга развивался диалог на повышенных тонах. Гражданин в дубленке возмущался тем, что его приняли за вора, чем злостно извратили его благие намерения, но при этом почему-то удерживал Ричарда, порывающегося нажать кнопку связи на стене. Ричард был меньше ростом и худее, однако сельскохозяйственный труд развил его мускулы, поэтому в борьбе он одержал победу, и мужской голос из отверстия рядом с кнопкой хрипловато спросил, что стряслось…

«Я не мог поступить иначе», — утешал себя Ричард в два часа ночи, сидя за решеткой в «обезьяннике» одного из московских отделений милиции и дыша воздухом, к которому старался не принюхиваться. Потому что больше утешить себя было нечем.

Трюк его завершился успешно: водитель электропоезда связался с милицией, и на следующей станции портфель и спорящих поджидал милицейский наряд. Вот только, против ожидания, блюстители порядка заинтересовались не только портфелем, но и личностью странного типа с нездешним (и непохоже, чтоб кавказским) акцентом. Гражданин в дубленке, уяснив, что поживиться ему не придется, успел улетучиться, а Ричарду пришлось отдуваться одному. Его пригласили пройти в отделение и написать объяснительную: как, когда и при каких обстоятельствах он нашел портфель. Англичанин попытался объяснить, что у него важные дела в Московской областной прокуратуре (и надо отдать ему должное, он воспроизвел это тяжеловесное словосочетание во всей первоначальной красе), поэтому он не может терять время на такие житейские мелочи. Однако если милиция делает предложение, то от этого предложения, как в старом фильме про мафию, невозможно отказаться…

Нуда, Ричард согласен признать: он вспылил. Но зачем же расценивать это как нападение на сотрудников милиции? Он ни на кого не нападал, никого не бил. Нападение на полицейского — очень серьезное преступление во всех странах, это ему известно. Однако если он виноват, то готов понести любое наказание. Только почему из-за этого должен страдать друг Иван и его похищенный ребенок?

Обо всем этом далеко за полночь изливал душу Ричард, адресуясь к своему единственному соседу по «обезьяннику». Сосед был немолодой, осанистый, сидел на корточках, прижавшись спиной к стене, и с важным видом курил. Если бы не поза, излюбленная у бывших зэков, его можно было бы принять за отставного военного.

— Я показал им паспорт, — возмущался Ричард. — Я сказал, что я английское русский…

— Вот это — твое несчастье, дорогуша, — фатовато зажав сигарету между средним и указательным пальцами, изрек сосед. — Был бы ты русским, может, давно отпустили бы. А раз ты не наш человек, они ждут с тебя выкупа. Причем в валюте.

Не обидевшийся на «дорогушу» Ричард темпераментно развел руками. Умелое ведение хозяйства делало его человеком далеко не бедным, но он из принципа не желал платить деньги в такой ситуации. Дача взятки должностному лицу тоже преступление! И нет у него с собой таких денег! Почти нисколько нет, разве что на билет из Москвы…

— А дома? — уточнил сосед.

Ричард проткнул его настороженным взглядом: уж не подсадили ли к нему этого подозрительного человека нарочно, чтобы вынудить к противоправным действиям? И подчеркнуто вежливо и четко, стараясь не путаться в русской грамматике, сказал, что дома, конечно, деньги есть. Но он не может связаться с женой из-за того, что в мобильном телефоне сел аккумулятор. А жена, наверное, волнуется. Думает, наверное, что его убили. Эти бандиты, до того, как похитить ребенка, убили одного человека — женщину, и может быть, не только ее…

— А что ж там у вас такое творится? — спросил сосед как ни в чем не бывало. — Из-за чего кровянку пускают?

Ричард снова послал в его сторону убойный энергетический заряд своей настороженности, но соседу было хоть бы хны. Он спрашивал искренне, потому что собеседник его заинтересовал. И Ричард, не скрывая (не все ли равно?), выложил все, как было. Начиная с того, насколько взлетели в цене земли под Москвой. В устах Ричарда, будучи сдобрены его акцентом и своеобразной грамматикой, злоключения тружеников колхоза «Заветы Ильича» преображались в древний эпос, в кусок истории, повествующей о далеких кровавых временах. Сосед сочувственно кивал и смолил сигарету за сигаретой. Курил, надо отметить, тщательно, докуривая до самого фильтра, будто по старой экономной привычке — еще одной, кроме сидения на корточках.