Золотой архипелаг - [16]

Однако, как показали первые же дни их совместной жизни, Андрей не хотел от нее такой помощи.

— От женщины не требуется, чтобы у нее были экономикой мозги забиты, — откровенно высказался он. — Вообще, женщину любят не за мозги. Я вот, например, когда тебя увидел, знать не знал, что у тебя есть какой-то там диплом. Если бы и не было, для меня бы это роли не играло. Я не на твой диплом запал, а на тебя.

Рита была еще тогда настолько наивна, что приняла это своеобразное признание того, что любимый хотел бы видеть ее безмозглой, за комплимент.

Но если помощь в ведении дел Андрею не требовалась, Рита считала себя вправе переключиться на собственную фирму, о создании которой она мечтала давно: налаживать связи, собирать документы, подбирать сотрудников. Она одержима была желанием создать свое процветающее коммерческое дело, которое служило бы людям, а не выжимало из них соки… Но Андрею она ничего не рассказывала. Зачем? Он снова будет говорить, что женщину любят не за мозги, что, если Рита начнет уделять внимание фирме, ей некогда будет уделять внимание ему, Андрею, ну и все такое прочее, — Рита уже успела его изучить. Лучше она все сделает по-тихому и представит ему готовый результат. Тогда он убедится, что управляться со своими мозгами умеют не только мужчины. И поцелует ее, и признает в ней достойную подругу жизни.

Это еще раз доказывало, что Рита была очень, очень наивна.

АЛЕКСАНДР ТУРЕЦКИЙ. СПОСОБЫ ЗАЩИТЫ

— А по-моему, Саша, ты просто защищаешься.

Реплика жены за ужином, прервавшая тишину, вынудила Турецкого отвлечься от газеты и интенсивнее заработать челюстями, чтобы побыстрее прожевать кусок сосиски. Сказанное Ириной, как то часто бывало в последнее время, казалось загадочным, но Александр не хотел оставлять ее загадки без ответа. Ответ должен быть адекватным и мужским.

— Защищаюсь? Должно быть, ты права. Я всю жизнь вынужден быть настороже. Сама знаешь, скольким преступникам я перешел дорогу. И не одной только уголовной мелкой шушере, а добропорядочным с виду гражданам, уважаемым и богатым. Сколько из них на меня зуб точат? Вот то-то же. Так что ты права, защищаться никогда не помешает.

— Саша, ты напрасно делаешь вид, будто меня не понял. — Ирина сделала такое лицо, словно апельсиновый сок, которым она запивала свою порцию сосисок, растревожил ей больной зуб. — Все ты прекрасно понимаешь. Речь идет не о табельном оружии, которое ты, кстати, берешь с собой и в театр, и чуть ли не в постель. Речь идет о механизмах психологической защиты.

— Ага. Вот как. Ну правильно, этого следовало ожидать. Так от чего же я, по-твоему, защищаюсь и что на этот счет думает психология? — Александр Борисович попытался смягчить грубость улыбкой. Судя по лицу Ирины, улыбка ему не удалась.

— Понимаешь, Саша, тебе, конечно, пришлось многое пережить в своей взрослой жизни, но я всегда знала, что ты человек мужественный и ты с этим справишься…

Ошарашенный неожиданным комплиментом со стороны Ирины, которая в последнее время главным образом его критиковала, Турецкий не нашел ничего лучшего, как кивнуть.

— Угу. А что дальше?

— …Но истинная причина беспокойства во взрослой жизни — это пережитые в детстве впечатления! — торжествующе закончила Ирина Генриховна.

«Так я и знал, что дело нечисто», — сожалеюще подумал Турецкий.

— Мне не надо тебе объяснять, что твои отношения с матерью и отчимом в свое время производили на тебя сильное и тягостное впечатление. И я думаю, они повлияли на всю твою последующую жизнь.

— А это тут при чем? — изумился Турецкий. — С матерью у меня были прекрасные отношения, да ты сама помнишь. С отчимом, допустим, хуже… ну, ты и тут сама все знаешь. Главное, что ты этим хочешь сказать?

— Саша, — игнорируя последнюю реплику, учительским тоном произнесла Ирина Генриховна, — неужели ты не замечаешь, как в последнее время стал раздражителен? Плохо спишь. И, главное, постоянно моешь руки!

— Ну, мать, на тебя не угодишь! А кто меня в наши, так сказать, былые дни не пускал за стол с немытыми руками? Не мою руки — плохо, мою — тоже плохо, так получается?

— Мыть руки ради гигиены необходимо, — еще более наставительно сказала Ирина. — Но обрати внимание, как ты их моешь? Ты же их моешь минут по пять, по десять! Ты же их скребешь!

— Вот уж не замечал, что по десять минут мою руки. В следующий раз засеку время, прежде чем идти в ванную… Но я все-таки не могу сообразить: какое отношение имеют мать и отчим покойные к тому, что я подолгу мою руки?

— Самое прямое. Долго моешь руки — значит, в тебе сидит боязнь заразиться какой-нибудь болезнью. Боязнь заразиться — это фобия, а фобия — это симптом невроза. А невроз закладывается еще в детстве, из-за отношений с родителями.

— Ох ты, мать честная! — Хорошо еще, хоть Александр Борисович успел дожевать кусок сосиски, а то непременно подавился бы. Оставляя себе время на раздумья, потянулся еще за одной, последней, но новая сосиска показалась ему невкусной, как туалетная бумага в целлофановой оболочке. Неужели его любимый микояновский мясокомбинат снова стал выпускать такую дрянь, как в позднесоветские времена? — Ну и чего ты от меня хочешь?