Золотоискатели - [2]

Единственный живой памятникъ недавняго пира — это тотъ поселовъ изъ десяти дворовъ, въ которомъ мы находились въ эту минуту.

— Чемъ же вы живете?

— Да такъ, все-чемъ, а все больше на счетъ золота же. Старатели у насъ все живутъ. На хлебъ добываемъ. Да и отстать нашимъ ребятамъ трудно отъ золота. Золото-то, оно заманчиво. Кто его разъ увидитъ, тотъ ужь ослепнетъ на всю жизнь. Теперь у насъ все на сенокосе. Окромя же сенокоса наши ребята ничемъ не занимаются… Да и сено-то требуется для золота, потому безъ лошади никакъ нельзя… Лошадь подвозитъ глину.

Такимъ образомъ, весь поселокъ копалъ гляну, промывалъ ее, подбиралъ крупицы золота и темъ кормился. Вся местность принадлежитъ N — скимъ заводамъ, но сами заводы уже не эксплоатируютъ заброшенные пріиски, предоставляя копаться въ земле старателямъ. Старатель — это своего рода кустарь. Онъ работаетъ на свой рискъ, своими собственными орудіями, для себя. Но его отношенія къ заводамъ, владельцамъ земли, не свободны. Онъ можетъ сколько и где угодно промывать пески и глину, но все добытое золото обязанъ сдавать въ заводскую контору, получая отъ последней немного более половины стоимости золота. А чтобы онъ не воровалъ въ свою пользу, чтобы не припрятывалъ части золота въ свой карманъ, ему заводское управленіе выдаетъ запертую кружку, разсчетную книжку и приставляетъ къ нему штегера. Въ кружку онъ ссыпаетъ золото, въ разсчетную книжку записывается его количество, а штегеръ наблюдаетъ за правильностью всей этой операціи. На нашемъ пріиске жили по назначенію отъ завода два штегера.

Пока мы разспрашивали обо всемъ этомъ старика, въ некоторыхъ местахъ уже началась промывка. Несколько семей побросали сенокосъ и принялись за обычную работу. Мы отправились къ одной изъ групн=пъ старателей.

Действительно, народъ дикій! Когда мы подошли къ месту, работающіе, видимо, перепугались, принявъ насъ, кажется, за какое-то начальство съ завода. Мы поспешили уверить ихъ, что не принадлежимъ къ заводскимъ служащимъ и пріехали только посмотреть, какъ промываютъ золото. Старатели успокоились.

Ихъ было трое — мужъ, жена и племянникъ ихъ. Племянникъ изъ лесу подвозилъ пески, мужъ работалъ ручнымъ насосомъ, жена бросала лопатой песокъ на чугунную доску съ дырами и здесь въ струе воды размешивала его, она же удаляла съ доски промытую породу. Все трое были сплошь замазаны глиной; рубаха и порты мужика покрыты были желтыми пятнами такъ густо, что трудно было разобрать первоначальный цветъ ихъ. У бабы костюмъ находился въ большемъ порядке но это, быть можетъ, потому, что юбка ея была поднята до самыхъ коленъ, причемъ голыя ноги окрашены были въ тотъ же цветъ глины. Лица ихъ также не носили на себе следовъ человеческой кожи, которая, повидимому, никогда не освобождалась отъ толстаго слоя золотоносной жилы. Все кругомъ окрасилось въ этотъ ужасный цветъ: вашгердъ, лопаты, лошадь, телега, лужа… Промывку они производили около лужи, вода которой отъ постояннаго притока свежей глины приняла кроваво-желтый оттенокъ.

Мы съ интересомъ наблюдали процедуру промывки. Глина привозилась парнемъ издалека и сваливалась возле вашгерда; мужикъ накачивалъ деревяннымъ насосомъ на чугунную доску воду изъ кроваво-желтой глины, другою рукой онъ помогалъ разбивать куски глины, которые бросала баба съ земли. Такъ и шла безпрерывная работа, промывался возъ за возомъ. Все какъ будто старались какъ можно больше пропустить черезъ вашгердъ глины и не обращали вниманія на тщательность промывки. Отъ этого большая доля золота ускользала изъ рукъ работниковъ. При насъ промыли шесть возовъ, т.-е. около ста пятидесяти пудовъ. «Когда же вы будете снимать золото?» — спросили мы. Надо ждать штегера. А онъ или спалъ, или былъ пьянъ, или бродилъ возле дальнихъ старателей. Къ счастью, два первыя предположенія были неосновательны, потому что черезъ некоторое время онъ явился на место и позволилъ, удовлетворяя наше любопытство, снять золото.

Тогда глину перестали набрасывать на доску и пустили более слабую струю воды; черезъ некоторое врема спустили въ остатки золотоносной мути ртуть и еще разъ промыли породу едва заметною струей; на доске ничего не осталось, ни глины, ни воды, ни золота… по крайней мере мы ничего не могли заметить. Темъ не менее, баба соскребла что-то невидимое железною лопатвой, смела, кроме того, доску щеткой, и на середине доски оказался ничтожный комочекъ ртути. Это и было золото, только амальгамированное. Дальше стоило только отделить ртуть, и все кончено. Последняя операція была проделана еще грубее, вызвавъ громкій смехъ у моего спутника. Мужикъ положилъ комочекъ золотого песку въ коробку изъ-подъ сардинокъ, пошарилъ руками вокругъ себя на земле и собралъ щепочекъ, потомъ поджогъ ихъ спичкой, вынутой изъ кисета съ махоркой, и несколько минутъ держалъ коробку надь огнемъ, ртуть испарилась и на две жестянки изъ-подъ сардинокъ остался маленькій желтоватый комочекъ золотого песку.

— И все! — воскликнулъ мой спутникъ съ хохотомъ.

— Больше ничего, — возразилъ старатель и, высыпавъ песокъ съ себе на ладонь, некоторое время посмотрелъ за него и, наконецъ, спустилъ его въ кружку.