Золотое дно - [3]
— Я думаю, даже если у тебя примут телеграмму, она не дойдет, — ответил я.
— А мы с вами на брудершафт не пили! — вдруг взвился Хрустов. — Извольте называть по имени-отчеству!
— Лев Николаевич, — обиделся я. — Вы меня не помните?
Прыгающим глазами он попытался сосредоточиться на мне и, наконец, смутился — так подгнившее дерево рушится… отбросил бумажку, затряс руками, подбежал, обнял. Он дышал часто-часто.
— Родька! До чего довели страну!.. И никакой до сих пор свободы слова!.. А уж ГЭС просто украли! — И во весь голос, в сторону видеокамеры. — У нас укр-рали нашу молодость, нашу победу, нашу славу!
И пятидесятипятилетний Хрустов заплакал, положив голову мне на плечо…
Мы побрели вниз, к реке, к бараку. Лев вдруг ослабел, у него подкашивались ноги, я его вел, как пьяного…
Издалека услышали гармошку — на крыльце барака какой-то лохматый босой парень яростно рвал меха и сам хрипло докладывал знаменитую песню наших отцов:
Я спросил:
— А что, красный флаг с тех еще времен?
— Да нет, — снова осердился Хрустов. — Коммунисты воткнули. Но поскольку они тоже в оппозиции, пускай…
В комнате, куда меня завел Лев, на трех из четырех коек возлежали полуодетые мужчины нашего возраста, среди них и тот, что подсказал мне, куда направился Хрустов. Над ним как раз и склонилась белокурая девушка в белом халате, с фонендоскопом в руках.
— Не упрямьтесь… я обязана смерить. — И через паузу. — Если вы умрете, меня посадят в тюрьму.
— Ну уж, посадят!.. — Наконец, тот протянул мощную руку. — Андрей меня зовут.
— А меня Люда. — И девушка, надев на его руку резиновую опояску, принялась накачивать грушей воздух. — А вы, Хрустов, почему далеко ходите? — Она усмехнулась. — Вы, наверное, подкрепляетесь, тайком едите шоколад?
Ничего не ответив, Лев лег на грязноватую постель и закрыл глаза.
— Ой, ой… давление как у школьника, который переучился… — сказала Люда Андрею. — Вам пора выходить из голодовки. Рекомендую сладкий чай, куриный бульон. — И поскольку мужчина молчал, повернулась к Хрустову. — Измерим у вашего руководителя. Лев Николаевич!
Хрустов молча протянул тонкую руку, со следами врачебных, я надеюсь, уколов.
— Ой-ой-ой… пульс как у Наполеона… — ужаснулась медсестра. — Меньше пятидесяти. У вас же обычно под восемьдесят! Я вас немедленно госпитализирую.
— Нет! — рявкнул Хрустов. — Мы здесь жили, Людмила, мы здесь работали, мы здесь умрем, если наши требования не будут приняты!
Медсестра села на табуретку возле него и тихо сказала:
— Ну, во первых, Лев Николаевич, вы все живете в новых домах. Кроме одного или двух.
— Я, я тут живу!.. — откликнулся из угла небритый, скуластый, как балалайка, коротенький мужичок. — Я уйду, если дадут двухкомнатную.
— Я слышала, — согласилась медсестра. — Но вы же холостой? Зачем вам двухкомнатная?
— А я, может, женюсь!
— Так женитесь сначала, — засмеялась медсестра.
— А кто за меня пойдет, пока я тут живу?.. — резонно ответил мужичок и почесал ногой ногу.
Девушка поморщилась.
— Во-вторых, дяденьки, неужели не стыдно лежать на таких грязных постелях? Напрасно не допускаете своих жен, они бы заменили вам…
— Когда нету света, все равно ничего не видно. Вы лучше попросите от имени голодающих — пусть вернут электричество.
— Кого я попрошу? — вздохнула медсестра. — Если только заболеют, придут…
— Мы им ноги переломаем! — рыкнул Хрустов. — Вот и придут!
— И вообще, какой пример вы подаете детям… — Девушка начала складывать свой инструмент в сумку. — Знаменитые люди!
— Мой сидит на крыльце, — пробурчал толстый в очках — он все это время читал газету.
— Песни — это хорошо. Поднимают тонус. — И гостья только сейчас обратила внимание на меня. — Вы тоже… голодаете?
Хрустов пробурчал:
— Это наш человек. Когда-то про меня в районную газету написал.
— Его фотография рядом с фотографией Гагарина в музее истории Сибири стоит, — добавил я. — Там и Валера Туровский, и Сережа Никонов, и Алеша Бойцов…
— Слышала, — кивнула медсестра. — Тоже, очень достойные люди. Но ведь не устраивают такие вот демонстрации.
Хрустов вскочил с кровати. Глаза у него засверкали.
— Потому что предатели!.. Продались, продались!.. Оставьте нас! — Он театрально повел рукой. — Пашка, играй громче!..
На крыльце барака парень грянул:
Медсестра, вздохнув, вышла в коридор, но направилась не к выходу, направо, а в левую сторону — видимо, в другие комнаты, где тоже голодают.
Хрустов снова лег на койку, вскинул глаза на меня:
— В шестой койка свободная, там лежал штрейкбрейхер, можешь присоединиться.
— Но послушай, — я не понимал, что происходит. — А где же, правда, Сережа, Леха, Валера? Вы поссорились?
Толстяк в очках пояснил:
— Они нынче буржуи. И точка.
— Но они же были друзья! — растерянно продолжал я говорить. — Про них даже по радио «Юность» Кобсон или не помню кто песню пел:
— Прекрати! — рявкнул Хрустов и накрыл голову подушкой.
Роман посвящен сибирским гидростроителям.Финалист «Русского Букера» за 2005 г.
Роман посвящен сибирским гидростроителям и содержит летопись советского строителя «…о прекрасной этой жизни, о великих наших испытаниях и героических свершениях (зачеркнуто, надписано поверху:глупостях)… Чтобы вы, марсиане и сириусане, лучше представили колорит нашего времени».Финалист «Русского Букера» за 2005 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жил-был Костя Иванов. Кандидат наук, муж и отец. И вот однажды решил он сделать ремонт в квартире. И понравилось ему работать руками. «Хохоча и высунув язык», занялся плотницким делом, устроился на завод, бросив науку. Ведь в мире столько всего интересного, нужно все увидеть, попробовать, почувствовать себя мужчиной, хозяином недр! «И был свет, и бежал человек». Приходят жене денежные переводы из дальних краев, а известия о Косте такие пугающие, а письма от него все реже и страннее. Да и он ли их пишет?
В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.
«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.