Золотое дно. Книга 2 - [16]

Никонов захохотал. Туровский невозмутимо улыбался, дожевывая пучок петрушки.

12

За столом длилось молчание, когда вновь зазвонили в дверь — и, не дожидаясь, пока ее откроют, сами ее открыли — и на пороге предстала юная чета.

Невеста сбросила с себя серебристый плащ на руки Илье, и осталась вся в белом, как будто только лишь из-под венца. Личико ее, слегка надменное, раскраснелось, словно кукольное, но папины печальные глазки смотрели испытующе. Илья, сын Хрустовых, в строгом сером костюме, при бордовом с блестками галстуке, стоял, смущенно потупившись. И может быть, прежде времени цеплял одним ботинком другой ботинок, чтобы сбросить их — в квартире у родителей всегда чистота. Осознав это, он еще больше смутился и замер, дерзко вскинув лохматую, как в юности у отца, голову.

Из того, что я узнал позже: дочь Туровских и сын Хрустовых познакомились, когда Валерий Ильич вернулся в Саяны с Вилюйской ГЭС, где проработал директором несколько лет (это уже в конце ХХ века). Инна здесь заканчивала школу. А Илья работал на ГЭС. Вира — поселок маленький…

Илья, может быть, из какого-то упрямства в свое время и познакомился с Инной-маленькой. И прекрасно сегодня понимал, что придя с ней к родителям за благословением, может ожидать чего угодно: и великого отцовского гнева, и слез матери, всю жизнь молча, но твердо разделявшей любое мнение Хрустова-старшего. Лев Николаевич не однажды более чем определенно высказывался, что сыну не следует дружить с девицей, испорченной неправедными богатствами отца. Это чужие люди, втолковывал отец. Как марсиане, понимаешь ли. Вернее, роботы, получившие российское гражданство.

Надо признать, когда Инна-маленькая вместе с матерью своей переехала в Москву, Илья полагал, что к этой девушке его более не тянет. Его воспоминания о ней охлаждало еще и то обстоятельство, что, работая инженером на ГЭС, он видел каждый день ее отца, с его забавным утиным носом и многозначительной угрюмой ухмылкой. Иногда Илья даже злился на директора за то, что Инна все же чем-то на отец похожа… нет, носик у нее ровненький, славный, а вот взгляд порой такой же…. И однако, неделю назад полетев в Москву в командировку, как теперь он понимал, придуманную Туровским (а отказаться не нашел разумного предлога), и встретившись там в аэропорту с Инной-маленькой, увидев ее ангельское личико, Илья был сражен. Она показалась ему самой родной на свете. И почему их кто-то должен разлучить?

Все дальнейшие дни в Москве прошли словно в некоем божественном опьянении. Да надо сказать, и сам Валерий Ильич здесь показался ему совсем другим человеком: хохотал, как мальчишка, по любому поводу, смешно пародировал то Льва Николаевича с его рычащим баском, то хохла Варраву, грозящему небесными карами Чубайсу и Гайдару. И рассказал жутковатую историю, как они с Инной-большой, еще молодыми, наткнулись в тайге на медведя… ничего у Валерия Ильича с собой не было, даже ножа… Так он схватил с земли палку и закричал: — Уходи!.. — И медведь, пятясь убежал, подпрыгивая задом… Неужто не врет? Смелый дядька! И еще рассказал Валерий Ильич в одном из ресторанов (они каждый день ужинали в каком-нибудь хорошем ресторане вчетвером), как во время строительства ГЭС, только перекрыли Зинтат, перед Новым годом, в самые морозы вдруг начала перед плотиной подниматься вода… Оказалось, чем-то забиты донные отверстия! Вся Сибирь встала на уши. Если бы вода пошла поверху, погубили бы стройку, городок строителей, всё покрыли бы льдом… И он, Туровский, будучи начштаба, лично опускался в подводном снаряжении на глубину двадцать метров, посмотреть, что там, с донными… и потом у него кровь шла из ушей… на какое-то время оглох… Он испугался, что таким и останется… а когда слух восстановился, долго говорил шепотом… а если начинали кричать товарищи или рядом громко тарахтели механизмы, уходил, зажав уши, прочь…

— Вот почему мне понравилась Инночка-былиночка, — хмуро-загадочно улыбался Туровский, глядя на свою ныне располневшую жену всю в блестках, стянутую в талии на манер актрис, играющих дам Х1Х века, так чтобы груди выпирали шарами. — У нее голос, как у струящегося шелка. Правда, дочь?

— Правда, — так же загадочно улыбалась Инна-маленькая. — Если не ругаются.

— Когда человек сердится, он включает все ресурсы, как ракета, взлетающая с космодрома… — пояснял, веселясь, Туровский. И переводил взгляд на Илью. — Папу твоего я очень, очень люблю… честный, яркий человек… но по старой памяти побаиваюсь единственно из-за голоса… громко басит…

У Инны маленькой голос тоже шелковый, как у нее мамы, губками еле шевелит, некоторых слов даже не расслышишь, но, конечно, догадаешься, что хотела сказать красавица… Маленькая, тонкая, что-нибудь вспоминая, пальчики ломает, вся такая беззащитная… На Илью смотрит с обожанием, открыв ротик…

Всё кончилось тем, что на пятый день командировки Илью с Инной обвенчали.

Чтобы не обижать родителей Ильи, решили свадьбу устроить в Вире.

И вот, прилетели…

Где мне взять великий талант, чтобы описать все многообразие взглядов, жестов, которые можно было наблюдать в эти минуты, когда молодые люди переступили порог и картинно замерли? Великий Гоголь сочинил огромнейшую ремарку к финалу своей комедии «Ревизор», буквально каждому актеру разъяснив, как и где он должен стоять, в какой позе, с какой гримасой… Здесь же, в нашей повести, представителей старшего поколения, собравшихся в квартире Хрустовых, всего шестеро: Лев Николаевич и Галина Ивановна, Сергей Васильевич и Татьяна Викторовна, да отец невесты Валерий Ильич, да я, случайный свидетель событий…