Золото сечи - [20]

— Дарья! — снова позвал он. — Подгони подводу ближе!

— Он… Он не дышит? — всхлипывая, спросила Дарья.

— Нет. Скорее давай, пока соседи на выстрел не пришли!

Игнат погрузил тело в телегу, а Дарья прикрыла его сверху соломой.

— Правь к Дону, — сказал Игнат, запрыгивая на борт подводы.

Дарья вывела лошадь под уздцы со двора, закрыла за собой ворота и села на скамью для возницы — обычную доску, лежащую поперёк телеги на бортах. Слёзы на её лице уже успели просохнуть и теперь с Игнатом они выглядели как обычная семейная пара, выезжающая по делам.

Калитка двора на противоположной стороне улицы распахнулась, и оттуда вышла Маланья — известная в станице модница и любительница сплетен — в зелёном кубельке[29] и белом кружевном платке.

— Здорово ночевали[30], соседи! — крикнула она.

— Слава Богу! — в один голос ответили Игнат и Дарья.

— То не у вас стреляли?

— Да кому же у нас стрелять-то? — ответила Дарья.

— Ну да, ну да, — закивала Маланья. — А вы, никак, на базар собралися?

— Какой же базар, если уж обед скоро?! А ты, смотрю, сегодня принарядилася, прям как на свадьбу…

— Так я и так на свадьбу иду, — расплылась в улыбке Маланья, тут же забыв о своём вопросе. — Крестник же мой, Сашко Намётыш, атаманскую дочку из Багая в жёны берёт.

— Ну, дай им Бог!

Дарья дёрнула вожжи, и Зорька послушно ускорила шаг. Проводив их взглядом, довольная соседка вернулась во двор — хвастлива она была ещё больше, чем любопытна.

В молчании Игнат с Дарьей выехали на околицу станицы.

— Ребёночек у нас с тобой будет, — неожиданно сказала Дарья.

Игнат молчал.

— Ты простишь меня?

— Бог простит, — ответил он. — Хоть про ребёнка не ври! Про такое, как про смерть, шутить нельзя.

— Твоё право не верить. Только сейчас я правду говорю, перед Богом жизнью своей клянусь тебе.

— Если соврала — убью, — спокойно, но уверенно сказал Игнат.

Отъехав подальше от станицы вниз по течению Дона, они нашли на берегу огромную корягу, привязали её к ногам Степана и сбросили труп с обрыва в воду.

— Теперь раки сделают своё дело, — сказал Игнат. — Когда он оторвётся от коряги, всплывать уже будет нечему.

Первенцем Дарья родила дочку. Заботы о малышке вытеснили всё остальное на второй план. А о поисках клада она и вовсе думать перестала. Тем более что муж предупредил: как поступить с казной Сечи он сам решит. Теперь главной ценностью для Дарьи стала семья. Настоящая, полноценная семья, которой раньше у неё не было. И это счастье Дарья не согласилась бы променять ни на какие богатства.

Игнат в дочке души не чаял, старался уделить ей каждую свободную минуту. Но свободного времени было мало — раз уж завёл семью, нужно её кормить. Через год у них уже была пасека из 15 ульев, одна дойная корова, по паре коз и овец, куры да утки. Не сильно богато, в общем, но на жизнь хватало. Лишь иногда Игната одолевала грусть. В такие минуты он сидел неподвижно с задумчивым видом, словно смотрел незрячими глазами сквозь стену.

— О чём загрустил? — спросила как-то Дарья, видя мужа в таком состоянии.

— Только бы не умереть раньше времени! — ответил он.

— Вот ещё! Чего это ты? Вроде рано ещё об этом.

Она перестала мыть посуду, вытерла фартуком руки и села на стул напротив мужа.

— Я не о том, — смутился Игнат. — Не смерти я боюсь. Встретить там меня есть кому, да и здесь потомство оставил… Боюсь, что зря это всё было — зря друзей растерял, зрения лишился… Даже дочь свою увидеть не могу. Ради чего всё? Не поднять мне уже новую Сечь.

— Скажешь тоже! Новую Сечь… А нельзя просто для себя оттуда золото взять, чтоб хоть дети наши в достатке пожили?

— Какие дети? Одна же пока у нас дочь. Ты роди сперва! Прокормим как-нибудь.

— Вот именно — как-нибудь! — не вытерпела Дарья.

— Ну, всё, хватит!

Игнат хлопнул ладонью по столу так звонко, что проснулась и заплакала дочь, спавшая в плетёной из лозы люльке, подвешенной к потолку.

— Хватит об этом! Один раз тебе говорю, а ты запоминай. Заговорено то богатство. Аж на 200 лет. У нас говорят: "Не будите зарытого лиха". Не будет добра тому, кто его взять захочет. И посторонним тот заговор не снять — на кровь я его поставил. Сын мой, или внук сможет. Потому и дожить хочу, чтоб им передать.

— Как скажешь, — смиренно ответила Дарья.

Больше к этому разговору они не возвращались. Через два года после первенца Дарья родила вторую дочь.

— Вот уж характер, — ворчал на жену Игнат. — Даже мой характер перебила, одни девки рождаются.

Сына им бог так и не дал. А внуков Игнат дождался — погодков, двоюродных между собой: Пахома и Никифора. Только тайну свою им передать не успел. Ушёл в мир иной тихо и спокойно. Ясным весенним днём лёг отдохнуть на кровать под старым абрикосовым деревом возле печи-горнушки во дворе, уснул, и больше не проснулся. Снилось ему, как он, молодой запорожский казак Игнат Сирко, ловит вылетевший рой на зимнике у крёстного, только не с турчанкой, а с Дарьей. А пчёлы жужжат, клубятся… Снился и Дмитро Неваляха. Совсем обычный, живой и не раненый, он готовил плов на горнушке рядом. Игнат хотел его спросить, как это может быть, он ведь видел, что Неваляха умер… Но так и не решился спросить. Он просто перестал отличать сон от яви. Пахом и Никифор к тому времени даже подростковую инициацию