Золото сечи - [12]

— Вода?! — в один голос разочарованно выдохнули казаки.

— Это не страшно! — успокоил Игнат. — Даже хорошо: дальше нам и не надо, зато сюда через другой вход, если он есть, никто дойти не сможет. — Давайте бочонки разгружать и колёса снимать! С колёсами гружёная бричка по высоте там не поместится. Да и закрепить её, чтоб не сползла, проще будет. Выгрузив все бочонки на землю, казаки сняли с подводы колёса. Телегу без колёс спустили в копанку, и там, внизу, у самой воды, развернули так, чтобы она наглухо застопорилась и перекрыла собой проход.

— Ну вот, — сказал Игнат, утирая рукавом льющийся со лба ручьями пот. — Следующая теперь точно дальше не сползёт — упрётся в эту.

— Точно, — согласился Болячий. — Даже если вдруг вода поднимется, то за год дерево не сгниёт, тем более — просмоленные бочонки. А золото — оно вообще воды не боится.

После этого казаки перенесли на бурке раненого из стоявшей в тени липы телеги и положили рядом на землю. С освободившейся подводы колёса тоже сняли. Спустив вторую повозку в копанку, запорожцы с трудом загрузили в неё все 32 бочонка. Верхний ряд бочонков упёрся в низкий потолок из каменистой почвы. У заднего борта телеги с казной сложили оружие — трофейное и погибших товарищей. Порох и пули взяли себе про запас, набив ими полные торбы. Выше по уклону соорудили баррикаду из скрещенных оглоблей и колёс от двух телег, закрыв проход к кладу.

— А теперь и до похорон очередь дошла, — сказал Игнат.

Трупы товарищей казаки сложили вдоль туннеля на доски полностью разобранной третьей телеги, по три в ряд, головами к выходу. Когда второй ряд был уложен, до выхода из копанки осталось ещё несколько шагов.

— Из этих вьючные носилки сделаем для раненого, — сказал Игнат, откладывая в сторону оглобли с последней подводы. — Всё, закрываем вход колёсами и пластушкой! Только пластушку глиной скреплять нужно. Надо глины где-то найти, и сушняка для обжига.

— Понял! — ответил Болячий. — Я, кажись, видел глину неподалёку.

Сейчас…

Он взял пустую торбу на длинном ремне, повесил её на плечо, запрыгнул на коня и ускакал.

— Наковыряйте пластушки побольше, — обратился Игнат к двум оставшимся казакам. — Стену толстую делать нужно, докуда рука достанет — на аршин. А я пока заговор сделаю.

Сирко вошёл в пещеру, а Перебейнос с Кацупеем принялись вытаскивать из скалы плоские камни.

Когда вернулся Болячий с полной торбой глины и охапкой хвороста, привязанной к седлу тонким кожаным шнурком, Игнат с остальными уже 26 носили камни от скалы и складывали их у входа в копанку. Неваляха тихо бредил, лёжа под деревом.

— Там ещё одна копанка есть! — сообщил Болячий. — С полверсты отсюда.

Только у той вход пошире и повыше. Похоже, что там лошадей под землю спускали и на них добычу вытаскивали, не как здесь.

— Тут не одна ещё копанка должна быть, — задумчиво сказал Игнат. — А что лошади в проход войдут, это хорошо.

— Нам-то теперь какая разница? — не понял Перебейнос.

Игнат не ответил. Он подошёл к Болячему, взял у него торбу, высыпал глину рядом с приготовленными камнями, сделал углубление в центре глиняной кучи, как это делала Айгуль, вбивая яйца в муку, чтоб замесить тесто. Куча стала похожа на конус вулкана с большим кратером в центре. Но никто из казаков вулканов никогда не видел.

— Сколько у нас воды осталось? — спросил Сирко.

— Вот, последняя крынка, — ответил Кацупей, как раз смачивавший водой губы Неваляхе.

Игнат повернулся спиной к товарищам, приспустил штаны, и помочился прямо в жерло "вулкана".

— Давайте так же! — пригласил он остальных.

Все, кроме раненого, по очереди проделали то же самое.

Игнат принялся замешивать глину, а Перебейнос с Болячим снесли оставшиеся колёса в туннель. Кацупей не отходил от раненого — тот начал ворочаться в бреду, и нужно было его придерживать, чтобы не придавливал правый бок.

Кладку делали Сирко с Болячим, Перебейнос подавал им камни. На глину клали лишь ближний ряд — для всей кладки её было мало.

— Давай, давай, не жалей! — приговаривал Игнат.

Замуровав вход, все трое отошли на несколько шагов, посмотрели, что получилось.

— Плохо! — сказал Игнат. — Глину между камнями видно. И со скалой не заподлицо получилось, впадину видно. Придётся ещё один ряд положить после того, как обожжём. И так камни подбирать, чтоб вровень со скалой было.

Лучше пусть выпирает немного местами — не так заметно будет.

Он обтёр руки от глины липовыми листьями, затем сложил приготовленный хворост под сооружённую стену, насыпал немного пороха, достал из притороченной к седлу коня торбы огниво, поднёс его к пороху и ударил кремнем по кресалу. Пламя быстро охватило сухие ветки, и огромный костёр ярко осветил всё вокруг. Лицо Неваляхи стало неестественно жёлтым. Бредить он перестал, но по-прежнему был в забытьи. Только теперь Сирко заметил, что начало темнеть.

— Поторапливаться нужно! — сказал он.

Пока горел костёр, отложенные Игнатом оглобли привязали по бокам к сёдлам коней: спереди — к Кацупея, сзади — к Перебейноса. Между ними подвесили бурку с раненым, подтянув снизу вожжами для надёжности в нескольких местах. Получились вьючные носилки.

— Не хорошо живого вперёд ногами везти, — сказал Кацупей.