Золото имеет привкус свинца - [2]

Двое автоматчиков по команде майора подошли к заключенным и стволами автоматов указали зэкам следовать на склад. Лютый незаметно нагнулся, чтобы поправить портянку и подмигнул Писателю, указав на рукоятку заточки за голенищем. Сергей кивнул, потянулся и, хрустнув позвонками, медленно, как древний старик, поплелся по вытоптанной в снегу тропинке к железным воротам склада. Как только двери склада отворились, и охранники с зэками переступили порог холодного пакгауза, бронированный грузовик сдал задним ходом и перегородил проход.

В тусклом свете лампы под, покрытым седым инеем потолком, Сергей с трудом разглядел почти рядом с собой компактные, высотой чуть выше колена, серые пакеты со свинцовыми чушками.

— Чего замерли, уроды, крикнул один из охранников и наставил черное дуло «Калаша» в сторону съежившихся зэков, — живо за работу и чтобы через десять минут груз был в фургоне.

Лютый приблизился к Сергею и прошептал синюшными губами: «Я подслушал разговор старшего с начальником конвоя, нас, после окончания погрузки, приказано отправить в расход, так что смекай, Писатель, воздух нюхай, Вологодский конвой шутить не любит».

— Вы что там шепчетесь, гниды вонючие, — розовощекий охранник подошел к Лютому и наотмашь ударил его прикладом по голове. Зэка спасла войлочная шапка-ушанка, он упал на бетонный пол и закрыл лицо руками, из почерневших от мороза ушей червонной змейкой юркнула за шиворот горячая кровь.

— Вставай, сука, я, что ли за тебя корячиться буду, — автоматчик пнул кованым сапогом в тощий бок Лютого, — бегом работать, мразь колымская.

Лютников, казалось, только и ждал, когда охранник расслабится после такого монолога и, утолив свою ярость, на секунду отвлечется. Такой момент настал. Розовощекий обернулся к напарнику и крикнул: «Ефрейтор, открывай задний борт, начинаем погрузку». В ту же секунду Лютый резво, как горный баран подскочил на месте и, будто спотыкнувшись о невидимую преграду, обнял своего обидчика за плечи, в татуированной руке блеснуло лезвие заточки. «Ты чего лапаешься, словно на бабу лезешь» — взревел Охранник, но вдруг захрипел, закашлял, розовая пена потекла изо-рта, а из сонной артерии на бычьей шее, толчками брызнула алая кровь.

Второй автоматчик кинулся, было, к своему товарищу на помощь, но споткнулся об подставленную ногу Писателя и, растянувшись на бетонном полу, гулко стукнулся головой о неподвижный пакет с золотыми слитками. Лютый, словно голодный волк, с диким хрипом набросился на свою новую жертву и, не дав бедолаге опомниться, с размаху вонзил блестящее лезвие самодельного стилета в горячее, клокочущее горло вояки, да так, что длинное, сверкающее серебром, острие, пробив глазное яблоко левого глаза, с мерзким свистом выскочило наружу, орошая алой кровью серые слитки золота.

Все произошло за какие-то считанные секунды, и Сергей еще стоял, опустив руки, тяжело глотая очередную порцию морозного оксигена, когда Лютый уже стягивал хромовые сапоги, с, еще бьющегося в конвульсиях, бывшего образцового солдата из спецроты охраны ГУЛАГА.

— Чего замер, Писатель, это тебе не стишки бабам малевать, быстро перелатывайся, пора поменяться со своим крестником формой. Глянь, рванина, какие сапожки носят сержанты, — не мог успокоиться Лютый, поглаживая сверкающие гуталином голенища новеньких сапог, — в такой обувке и до Урала дотопать можно и до Аляски добраться — это, писатель, наш единственный шанс вырваться живыми на волю.

Серый трясущимися руками снял хрустящую портупею и вытряхнул из теплого тулупа еще не окоченевшее тело бойца внутренних войск и, брезгливо взглянув на розовый волнующий зад дубака, он смачно сплюнул. Затем скинул с себя телогрейку, ватные штаны и натянул их на рыхлое, колышущееся подобно телячьему холодцу, посиневшее тело, словно на манекен эту, ставшую ему уже привычную, одежонку, на упитанное и лоснящееся от жира, тело служивого. Напоследок он вытащил из — под языка обломок безопасной бритвы и расписался на груди бывшего лучшего стрелка роты охраны имени «кумира зэков» — Лаврентия Берия.

Серый еще только примерял на свою голубиную грудь хрустящую зеленую гимнастерку, увешанную, блестящими разноцветной эмалью, значками ГТО, когда к нему неслышно, словно полярный волк, подошел Лютый и ткнул дулом автомата в голое плечо.

— Поторопись, Писатель, — зэк ногой перевернул труп солдата и присел на корточки, разглядывая чуть заметную рану на шее охранника в виде узкого отверстия с запекшейся черной кровью по краям, из которого все еще пузырилась розовая сукровица.

— Ха, а твоя фамилия значит Пушкарев, — Лютый ладонью смахнул кровь с часто вздымающейся в агонии груди конвоира, на которой красовалась алая роспись Писателя.

— Еще дышит, волчара, — Лютый большим солдатским штык — ножом раздвинул плотно сжатые челюсти солдата, — ишь ты, зубки — то у него из чисто червонного золота, — зэк ковырнул блестящим острием закаленной стали и на морщинистую ладонь плюхнулся золотой мост, обильно смоченный кровавой слюной. — Тащи его, браток, за штабеля, там будем кончать по команде старшого, — он передернул хорошо смазанный затвор на автомате, загоняя в патронник первую «ласточку смерти». — Минут через пять майор подаст свой петушиный голосок, а нам к этому времени надо закинуть золотишко в грузовик»