Золото - [17]

После войны в окрестностях Висбадена не осталось ни одного раввина, так что некому было потребовать компенсации за моральный ущерб, бакалейные лавки одна за другой закрывались, и обручальные кольца, разумеется, не вернулись к своим хозяйкам. Вся родня Альберта – сестры и золовки, бабки, тетки и кузины – подвергла его остракизму. Его в упор не замечали на крестинах и днях рождения. Его не приглашали на похороны. Собственная жена отказалась с ним спать и перебралась на диван, стоявший у окна на первом этаже. Альберт места себе не находил. Он любил женщин и хотел выглядеть достойно в их глазах. В течение двух лет он придумывал разные комбинации, чтобы расплатиться со всеми, кто по его милости лишился обручального кольца. Он прикладывал все усилия, чтобы вновь завоевать расположение обманутых женщин.

Для него эта драма закончилась примерно так же, как для героини новеллы Мопассана. Девушка потеряла жемчужное ожерелье, которое она одолжила для бала, двадцать лет работала поломойкой и прачкой, чтобы вернуть долг, и под конец узнала, что ожерелье стоило сущие гроши, так как жемчуг был ненастоящий. Вот и почти все обручальные кольца в семейном клане Альберов стоили не бог весть сколько, только Альберту было невдомек, что его держат за простака. Собственно, женщины его не обманывали, для них ценность этих обручальных колец определялась не весом, а памятью сердца.

Обладателей золота в чистом виде, согласитесь, не так уж много. Другое дело золотое обручальное кольцо, своего рода талисман. В нашем сознании верность на долгие годы устойчиво ассоциируется с наиболее ценным металлом. Золото внушает уверенность. Но ирония заключается в том, что именно в силу своей ценности изделия из золота рано или поздно переплавляют. Эта участь постигла и обручальные кольца, некогда принадлежавшие разным женщинам из окружения Альберта.

Во время войны обручальные кольца нередко заменяли деньги. В апреле сорок третьего в Мангейме за двадцать золотых колец можно было купить американский паспорт. Осенью сорок четвертого за тридцать обручальных колец в Делише под Дрезденом продавали английский автомобиль с заправленным баком. Но символическая цена золотого обручального кольца запросто могла обернуться отнюдь не символическими потерями. Купленный за двадцать золотых колец паспорт неизбежно оказывался фальшивым, а приобретенный за тридцать золотых колец автомобиль ломался через пятнадцать минут. Так что не стоило рисковать.

С позиций немецкой оккупационной армии обручальные кольца семейного клана Альберов совершенно не годились в качестве разменной монеты. Поэтому их переплавили в золотой слиток. Завернутый в газету, сообщавшую о бомбардировке Пёрл-Харбора, он потащился товарным поездом в Баден-Баден. Таким образом, тридцать семь золотых обручальных колец семейного клана Альберов оказались опосредованно связаны со вступлением Америки в войну, что было началом конца для гитлеровской Германии. Обручальные кольца Альберов составили одну шестую часть золотого слитка, который был одним из девяноста двух слитков, доставленных Густавом Харпшем с излишней поспешностью в Больцано. В коротком счастье лейтенанта была маленькая заслуга и этих золотых колечек. Если уж говорить о твердой валюте, то это счастье, но его не конвертируешь, не обменяешь, не переведешь со счета на счет. Вот и Харпш не сумел им распорядиться: не положил свое счастье в банк, не купил на него чего-то стоящего. Он потерял свое счастье в автомобильной аварии под Больцано, где самым невыгодным бизнесом можно считать приготовление спагетти.

20. О пользе горячего отопления

Это рассказ о драгоценностях, хранившихся в трубах горячего отопления, в которые ни одна ищейка не сунула бы свой нос, не рискуя его обжечь. Владелец доходного дома в Потсдаме, по национальности еврей, придумал эту уловку для жильцов-единоверцев, опасавшихся, что полиция реквизирует их богатства. Вода в трубах была, как кипяток, днем и ночью, летом и зимой, а запутанная система отопления, связывавшая около сорока съемных квартир, практически не позволяла установить, кто скрывался за этой адской затеей. Жители квартир, увы, тоже не имели доступа к своим сокровищам, но хозяину-единоверцу они таки верили больше, чем полиции. В холодные дни над крышей клубился избыточный пар, кипящая вода клокотала в трубах в поисках выхода. Доходный дом стал раем для котов, крыс и бродяг, а также для тех жильцов, которые обожают тепло и готовы устраивать из ванной парную.

Владелец доходного дома умер от сердечного приступа, тужась по причине запора в кабинке общественного туалета. В его собственной квартире, как ни странно, паровое отопление работало не на полную мощность, и трубы остыли раньше, чем в остальном доме. Золотые украшения некоторых жильцов пролежали в кипящей воде добрых четыре года. Как известно, температура кипения воды 100 градусов по Цельсию. Если кто не знает, температура кипения золота 1064,18 градусов по Цельсию.[iv]

Кто-то донес, что доходный дом – это золотое дно, и, пользуясь тем, что хитроумный хозяин уже не путался под ногами, полиция выселила из дома всех жильцов и учинила внутри форменный разгром. Трубы парового отопления выворачивали из стен и перетряхивали, как одежду. Золотые драгоценности, ничуть не пострадавшие от воздействия кипящей воды, были выставлены в полицейском участке как свидетельство жадности и изощренной фантазии еврейского народа. Позже драгоценности упаковали в ящик и отправили в Штутгарт, а оттуда в Баден-Баден, где их переплавили в шесть золотых слитков, один из которых потом попал в руки лейтенанта Харпша, надеявшегося вернуть похищенную маленькую дочь. Вместе со своим сержантом и капралом он пришел в баден-баденское отделение Дойчебанка к управляющему, который приходился ему свояком, и убедил его в том, что знает более надежное место, где золото полежит до лучших времен, когда они и их семьи смогут им как следует распорядиться. Он сказал, что сотня желтых слитков – это как раз тот золотовалютный запас, который нужен им на черный день. Разумеется, это была ложь. Деньги ему были нужны, чтобы выкупить свою дочь то ли из плена, то ли из заточения. До него доходили самые разные слухи. Одни говорили, что ее забрала для ее же безопасности зажиточная семья из Безансона, родного города ее матери. Другие упоминали Басл, где ее бабушка когда-то работала нянькой у швейцарских детей. Харпш же был уверен, что его дочь насильно держат в санатории на границе с североитальянским городом Больцано, или Бозаном по-немецки. Он был готов заплатить алчным швейцарцам любые деньги. Пусть потом положат это ворованное золото в свои банковские ячейки в Цюрихе или Женеве, или вернут евреям, или отдадут американцам, лишь бы получить дочь обратно.