Золото гетмана - [71]

Василий словно услышал мысленную команду Мусия: «Выпад!» В этот момент Вартенбург сделал шаг назад, чтобы оказаться на безопасном (по его мнению) расстоянии от противника и готовился к новой атаке. На какое-то мгновение его мышцы расслабились, а реакция притупилась.

Железняк буквально распластался над землей в длинном прыжке. «Вольный поединщик» уловил лишь финальную часть движения и сделал слабую попытку отмахнуться, парировать удар, но от него можно было защититься, лишь отклонившись назад или отскочив. Увы, он не был готов к такой прыти со стороны юнца, пусть и отлично владеющего саблей, но все же не настолько хорошо, как Вартенбург, опытный, закаленный в сражениях боец.

Укол пришелся в правое плечо. Вартенбург охнул, не удержался на ногах и упал. Но взыгравшее ретивое заставило его подняться – он приготовился встретить свою смерть стоя.

Однако Василий лишь рассмеялся, отсалютовал ему саблей и бросил ее в ножны. Мусий, который уже намеревался остановить своего ученика, с облегчением вздохнул; правила герца были соблюдены. Конечно, в душе старый характерник сожалел, что удар не оказался смертельным, – на то у него были веские причины, – но все равно за Василия он порадовался.

Гамалея подошел к Конраду Вартенбургу и процедил сквозь зубы:

– Доволен? – И, не ожидая ответа, продолжил: – Мой тебе совет – убирайся отсюда по-добру по-здорову. И как можно дальше. Забейся в какую-нибудь нору и сиди там, не выглядывая. Потому что при следующей нашей встрече с тобой будет разговаривать уже моя сабля.

Круто развернувшись, он пошел вместе с Василием в шинок – такую победу следовало отпраздновать. Собравшиеся за валами восхищенные казаки приветствовали их криками. Что касается Вартенбурга, то он злобно смотрел вслед Гамалее, не обращая внимания на кровь, которая текла из раны.

Василий сказал не без бахвальства:

– Ну как я его, батьку?..

– Плохо! – буркнул Гамалея, мгновенно помрачнев. – Ты проваливался в защите как неоперившийся птенец. Завтра приступим к тренировкам. Буду гонять тебя до седьмого пота. Совсем разленился…

Василий опешил. Но спорить с ним не стал. Он понял, что Гамалея бурчит для порядка, а на самом деле рад за своего воспитанника. Да и некогда было вступать в пререкания – им навстречу бежал вприпрыжку улыбающийся Лейзер, до которого уже каким-то образом дошла весть о победе Василия в герце.

Шинкарь знал, что его ждет хороший гешефт…

Глава 14 Агенты тайной канцелярии

Российский посол во Франции, тайный советник князь Василий Лукич Долгоруков, удобно расположился в большом кресле и курил кальян, который начал входить в моду среди парижских жуиров[107]. Князь слыл большим модником и в одежде следовал всем новым веяниям.

Мужская фигура уже в эпоху Регентства утратила свой суровый и чопорный вид; мода рококо придала ее линиям еще большую мягкость. Уменьшились высокие каблуки башмаков, исчезли кружевные украшения эпохи барокко, сохранились только пряжки.

Яркий цвет чулок на стройных ногах посла сменился на палевый, штаны до колен были совершенно гладкими, без единой складки. Куртка князя представляла собой короткий жилет с полами; она утратила рукава, но сохранила отделку по краю, а также изящную вышивку. Вырез на груди был украшен нарядной кружевной накладкой – жабо. Старомодный шейный платок Василий Лукич заменил плотно облегающим шею галстуком. Его приталенный сюртук лишился роскошного приклада, предписываемого модой барокко, в частности тяжелого металлического орнамента и позумента по краю и на карманах; обшлага были небольшими и не так бросались в глаза.

Вместо обязательного ранее парика князь носил прическу из крупных локонов, уложенных параллельными рядами. Его густые темные волосы были зачесаны назад, связаны на затылке в хвост черной лентой и убраны в футляр из черного бархата, который был украшен золотой пряжкой с рубином. Эта прическа называлась «а-ля бурс» – кошелек.

Сотрудник Тайной канцелярии гвардии капитан Иван Иванович Ягужинский, сидевший напротив посла, чувствовал себя неловко. Его громадный парик и старомодное платье смотрелось в Париже совершенным анахронизмом. Капитан замечал на себе недоуменно-веселые взгляды парижан и злился на самого себя. Ему не раз приходилось бывать за границей с тайными поручениями государя, но так глупо опростоволоситься его угораздило впервые.

– …Должен вам сказать, милейший Иван Иванович, операцию с Войнаровским[108] в Гамбурге вы провели блестяще. Я искренне восхищен. С чем вас и поздравляю.

– Это был всего лишь малозначительный эпизод в моей службе, ваше сиятельство.

– Ну-ну, не скромничайте. Вас отметил сам Петр Алексеевич. Как вам это удалось?

– Чего проще, ваше сиятельство, – Ягужинский смущенно улыбнулся. – Видите ли, Войнаровский был не только охотником до высоких чинов и званий (Станислав Лещинский нарек его коронным воеводой королевства польского, а Карл дал ему чин полковника шведских войск), но также любил пожить на широкую ногу… – При этих словах Долгоруков, сам большой мот и сибарит, немного поскучнел. – Притом за чужой счет. В Гамбурге он был проездом – направлялся в Швецию, чтобы истребовать с короля Карла двести сорок тысяч талеров, занятых им у Мазепы. А еще он был большим почитателем слабого пола. В общем, как говорят французы, ищите женщину… И мы ее нашли. Притом весьма прелестную – вдовствующую графиню Кенигсмарк, мать принца Морица Саксонского и бывшую любовницу короля Августа. И подставили ее Войнаровскому. Он просто не мог отказаться от приглашения к ней на обед. Видимо, надеялся на продолжение отношений… После свидания с графиней мы его и сцапали в Гамбурге, на улице Магистратов. Не помог ему ни чужой паспорт, ни измененная внешность… – Капитан снова заулыбался. – Даже высокородные графини иногда бывают в стесненных денежных обстоятельствах. Впрочем, ее помощь обошлась казне относительно недорого.