В далекие незапамятные времена, когда до рождения новой эры оставалось свыше тысячи лет, по узкой каменистой тропе, невесть кем пробитой в Кавказских горах, среди диких замшелых скал и каменных осыпей, ехали двое мужчин. Один из них был постарше, с длинной седой бородой; его зеленые глаза на очень смуглом лице смотрели остро и сурово, а брови были постоянно нахмурены. Казалось, что он бился над какой-то очень сложной задачей и никак не мог ее решить.
Второй путешественник, голубоглазый и белокожий крепыш, судя по его жизнерадостному улыбчивому виду и небольшой рыжеватой бородке «шкиперского» типа, только-только разменял четвертый десяток. Он был порывист в движениях и речист как записной оратор. В отличие от старшего товарища, которому опасная дорога среди скал явно не доставляла удовольствия, крепыш наслаждался прекрасными видами, возникающими перед ними за каждым поворотом горной тропы и всякий раз произносил вдохновенный панегирик матери-природе и Творцу всего сущего.
Невысокие мохноногие жеребцы путников уверенно ступали среди каменного крошева, словно у копыт были дополнительные глаза, а мышцы животных, казалось, не знали усталости. Лошади были одно загляденье — молодые, пышногривые, с шерстью, которая лоснилась как полированная. Тропа все время круто забирала вверх, но на крупах жеребцов (один из них был вороным, а другой — буланым) не было даже намека на пот.
Человек искушенный сразу признал бы в них низкорослую скифскую породу. Правда, не без некоторых сомнений. Лошади скифов (или сколотов, как называли себя эти древние и воинственные племена) были очень похожи на коней средневековых кочевников Евразии, в частности половцев и татар. На коротких дистанциях татарские лошади не только носились, как ветер, но и проходили за день до ста километров, тогда как европейская кавалерия не более тридцати. Но кони татар были слишком слабы для боя и быстро уставали под седлом. Даже легковооруженный всадник должен был иметь двух лошадей.
Жеребцы путников лишь внешне напоминали скифских коней. При ближайшем рассмотрении сразу бросались в глаза их гипертрофированно широкие мускулистые груди, предполагающие большой объем легких и неутомимость в беге и длительных переходах. Но и это еще было не все. Жеребцы имели длинные бабки, идеальные для верховой езды, а запястья передних конечностей были направлены немного вперед (такое положение запястий коневоды называют козинцом), что указывало на большую силу и выносливость ног.
Но вернемся к самим путникам. Одеты они были в скифские короткие кафтаны из черной шерстяной ткани с меховым подбоем (в горах по ночам было холодно) и тесно облегающие бедра замшевые брюки с вышивкой по бокам. На ногах у путников красовались щегольские сапожки из мягкой козлиной кожи, низкие голенища которых украшали полудрагоценные камни. Судя по высоким войлочным колпакам, прикрывающим головы путников, они принадлежали к пилофирикам — высокородной скифской знати из племени паралатов[1].
У каждого путника из-под кафтана выглядывал прочный чешуйчатый панцирь-безрукавка, надетый поверх вышитой красными и белыми нитками полотняной рубахи с плотным воротником-стойкой (чтобы железо панциря не натирало шею). Войлочный колпак маскировал железный шлем, очень похожий на русский шишак с бармицей (кольчужной сеткой), которая прикрывала сзади шею и пряталась под меховой опушкой кафтана. А на широких боевых поясах, окованных бронзовыми пластинами, висели необычные для скифов мечи, даже отдаленно не напоминающие акинаки[2].
Седобородый был вооружен мечом, напоминающим более позднюю фракийскую махайру[3]. Похоже, Мыслителя (назовем так старшего из путников) больше волновали боевые качества оружия, нежели его внешний вид, потому что меч покоился в простых, изрядно потертых кожаных ножнах. Что касается молодого говорливого путника (присвоим ему прозвище Оратор), то к его поясу был прикреплен длинный прямой меч с небольшой гардой; в Средние века новой эры его назовут норманнским.
В отличие от Мыслителя, Оратор явно был щеголем, потому что за ножны его меча можно было купить двадцать кобылиц или около сотни молодых крепких рабов. Ножны ему изготовили из черного дерева и украсили золотыми чеканными пластинами, а в золотую головку рукояти меча мастер-оружейник вмонтировал огромный рубин.
Кроме мечей, путники были вооружены дротиками и луками, которые покоились вместе со стрелами в горитах — специальных футлярах. Луки тоже отличались от легких и удобных в обращении скифских, предназначенных для стрельбы на скаку; они были несколько больше по размеру и их изготовили из рогов буйвола. Чтобы натянуть такой лук, требовалась очень большая физическая сила. Но и стрелы, выпущенные из них, летели гораздо дальше.
Гориты были подвешены к поясу с левой стороны под углом примерно в сорок пять градусов — чтобы как можно быстрее достать лук и сделать первый выстрел. Их изготовили из тонких деревянных дощечек, обтянули кожей и по скифскому обычаю украсили чеканными бронзовыми бляшками, изображающими бабочек и птиц. К седлам позади седоков были приторочены туго набитые саквы.
