Золото Алдана - [141]

«Умно», — подумал он.

— Лесовичок, с мылом руки мой, — крикнула Светлана, заводя часы.

— С мылом грешно, в нем Никонова зараза. Щелоком руки и тело надобно мыть али просто чистой водой, — отозвался скитник.

Перед тем как сесть за стол с дымящейся в сковороде картошкой, Корней достал из котомки деревянную миску с ложкой и, очистив пищу молитвой и поклонами, стал есть.

— Картошку вилкой едят, — заметила хозяйка.

— Грешно дар Божий острым колоть, — не согласился скитник.

В это время по притихшим улицам понесся малиновый перезвон малых колоколов, поддерживаемый густым басом большого.

— Откуда этот красивый бой?

— Ну ты даешь! А еще верующий! Это же в храме звонят!

Корней подошел к окну. Звон несся от дальней колокольни.

— А в соседнем храме отчего ж не звонят?

— Там склад нашей экспедиции.

— Как можно такое святотатство! — гневно воскликнул скитник.

— Так от него хоть какая-то польза. Попам-то народ дурить и одного храма довольно.

Корней чуть не поперхнулся от возмущения, но смолчал, только желваки заиграли на скулах.

Смеркалось. Светлана подошла к круглому черному «пенечку» на белой стене, щелкнула «курком», и свершилось чудо — прозрачный стеклянный шарик над головой засиял словно маленькое солнышко. В комнату, как по волшебству, вернулся день.

— Как ты это сделала?

— Ты о чем?

— Как ночь превратила в день?

— Эх, лесовичок-моховичок! Это не я, а электрическая лампочка. В ней есть проводок. Когда по нему течет электрический ток, он раскаляется и ярко светит. Понял?

Чтобы не показаться совсем глупым, Корней кивнул.

Утром его разбудило тонкое пиканье, следом приятный женский голос торжественно объявил: «Доброе утро, дорогие радиослушатели. Московское время двадцать четыре часа». Затем в комнате громко заиграли невидимые музыканты и мощно запел хор.

— Господи помилуй! Чур, меня!

Старовер, крадучись, подошел к черной тарелке, из которой неслись все эти необычные звуки. Осторожно заглянув за нее, он ничего, кроме конуса из черной бумаги и круглой железной коробочки, не обнаружил.

Изумлению Корнея не было предела: «Где ж там люди уместились? Эк у них все мудрено! Одно слово — бесовщина. Видать, такая же говорящая коробочка, что Изосим у топографов слушал — „радио“, кажись, называется».

* * *

Прошло несколько дней. Попервости, пока скитнику все было вновь и в диковинку, Корней ахал да охал, порой даже терял дар речи от потрясения, но скоро пообвыкся и ему стало неприютно и одиноко в пестром и суетливом муравейнике под названием «город». Его душа рвалась обратно в тайгу, в вольную, а, главное, привычную среду.

При слове «тайга», столь кратком и емком, в воображении людей возникают самые разные картины. Большинству видится мрачная глухомань с мшистыми трущобами, марями, полчищами гнуса. Кому-то несметные запасы древесины и полезных ископаемых, кому-то роскошная охота. И лишь немногие знают, что тайга — это живое существо с чуткой и благодарной душой, наделяющей полюбившего ее человека способностью по-настоящему видеть и чувствовать красоту.

Особенно тоскливо становилось таежнику, когда Светлана уходила на работу и он оставался один. Прибрав в комнатах, Корней садился у окна и, наблюдая за беспокойной жизнью улицы, поджидал свою богиню. Она каждый вечер обещала ему, что скоро поведет в контору экспедиции оформляться на работу, но этот поход почему-то постоянно откладывался.

Если Светлана замечала, что Корней приуныл, она слегка заигрывала с ним, и он опять терпеливо ждал, когда его страстное мужское желанье исполнится. Но вечером она всегда была неприступна и, нисколько не теряясь от жадного взгляда Корнея, все сводила к разговорам о предстоящей экспедиции, уверяя, что остались формальности и надо чуток потерпеть. Корней верил и ждал, не подозревая, что Светлана на самом деле ничего не предпринимала. Она намеренно тянула с вылетом в поле для продолжения работ, начатых трагически погибшей партией. Ждала возвращения начальника Алданской экспедиции из областной больницы, с тем чтобы поменять указанный в полевом задании район работ на Впадину, где ее ждет (а она в этом была абсолютно уверена) всесоюзная слава первооткрывателя крупного месторождения золота.

Выходить из дома старовер остерегался — на улице он чувствовал себя чужестранцем, не понимающим ни языка, ни местных обычаев. Ему порой казалось, что прохожие смеются над ним. Даже когда спускался в сарай за дровами, он не решался перемолвиться словом с соседями.

Ему было очевидно, что антихрист в городе силен и успешно растит свое войско. Народ здесь был неприветливый, черствый. В разговорах словеса непотребные. И уж совсем пал духом Корней после ограбления. А дело было так.

Как-то днем постучали в дверь. Открыв ее, увидел двух женщин, одетых в тряпье.

— Подайте Христа ради погорельцам, — жалостливо запричитали они.

— Да я сам тута в гостях.

— Так хоть хлебушка. С голоду круги перед глазами. Молока грудничку не достает.

— Погодите, погодите, я мигом.

Корней пошел на кухню и вынес весь хлеб, что был в ящике.

Через день Светлана поинтересовалась:

— Лесовичок, ты не убирал мою каракулевую шапку из коридора?

— Нет, а что?