Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги - [14]

– А Маунтри все известно? Ты ему рассказала, зачем я хочу оказаться в школе?

– Не я, Неста. И Маунтри решил, что ты поступаешь как настоящий мужчина. Мистеру Эбни он наплетет все, что мы попросим. Кстати, Питер, тебе придется заплатить что-то директору. Неста, конечно, возместит расходы.

Тут я в первый и единственный раз выступил с твердым заявлением:

– Нет. Она, конечно, очень добра, но все это любительская затея. Я иду на это ради тебя и за все заплачу сам. Господи! Вообразить только, еще и деньги за такую авантюру брать!

– Ты такой милый, Питер. – Синтия взглянула на меня довольно странно и после легкой паузы сказала: – Ну а теперь – за дело.

И мы вместе состряпали письмо, в результате которого и состоялась двумя днями позже судьбоносная встреча в клубе с Арнольдом Эбни, магистром гуманитарных наук из «Сэнстед-Хауса», Хэмпшир.

Мистер Эбни оказался долговязым, вкрадчивым, благожелательным джентльменом с оксфордскими манерами, высоким лбом, тонкими белыми руками и воркующей интонацией. А еще он производил впечатление скрытой важности, будто постоянно находился в контакте с великими. Было в нем нечто от семейного адвоката, которому поверяют свои секреты герцоги, и что-то от капеллана королевского замка.

Ключ к своему характеру он раскрыл в первую же минуту нашего знакомства. Мы только что уселись за стол в курительной, когда мимо прошествовал пожилой джентльмен, бегло кивнув нам на ходу. Мой собеседник тут же, чуть ли не конвульсивно вскочив на ноги, ответил на поклон и снова медленно опустился в кресло.

– Герцог Дивайзис, – полушепотом сообщил он. – Достойнейший человек. Крайне. Его племянник лорд Роналд Стоксхей был одним из моих учеников. Замечательный юноша.

Я заключил, что в груди мистера Эбни еще горит старый феодальный дух.

Мы приступили к делу.

– Итак, мистер Бернс, вы желаете стать одним из нас? Войти в гильдию преподавателей?

Я попытался изобразить, будто единственно того и жажду.

– Что ж, при определенных обстоятельствах, в которых… э… могу сказать, нахожусь и я сам, нет профессии более радостной. Работа наша крайне важна. А как поразительно наблюдать за развитием молодых жизней! Что там, помогать им развиваться. В моем случае, могу добавить, существует дополнительный интерес – в моей школе формируются умы мальчиков, которые в один прекрасный день займут место среди наследственных законодателей, этой маленькой группки энтузиастов, которые, несмотря на вульгарные атаки крикунов-демагогов, по-прежнему вносят свою лепту, и немалую, в благосостояние Англии. Н-да…

Он приостановился. Я сказал, что придерживаюсь того же мнения.

– Вы ведь выпускник Оксфорда, мистер Бернс? По-моему, так вы писали? А-а, вот ваше письмо. Да, именно. Вы учились в… э… а, да. Прекраснейший колледж. И декан его – мой старинный друг. Может, вы знали моего бывшего ученика лорда Ролло? Хотя нет, он учился там после вас. Превосходнейший юноша. Изумительный… Вы получили степень? Да, получили. И представляли университет в командах крикета и регби. Чудесно! Mens sana in… э… corpore sano. О, как это верно!

Аккуратно сложив письмо, он снова убрал его в карман.

– Ваша главная цель поступления в мою школу, мистер Бернс, как я понимаю… э… познакомиться с основами дела. У вас мало опыта или совсем нет?

– Нет, никакого.

– Следовательно, лучше всего для вас, несомненно, поработать какое-то время учителем. Таким образом вы получите базовые знания, научитесь ориентироваться в лабиринтах нашей профессии, что сослужит вам хорошую службу, когда вы приступите к организации собственной школы. Учительству можно научиться только на практике. «Только те, кто… э… смело встречает опасности, постигают ее тайну». Да, я, безусловно, рекомендовал бы вам начать с нижней ступеньки, покрутиться хотя бы какое-то время в колесе практики.

– Конечно, – покивал я. – Само собой.

Эбни остался доволен моим согласием. Я заметил, что директор облегченно вздохнул. Думаю, он ожидал, что я заартачусь, услышав о практической работе.

– Так совпало, – продолжил он, – что мой учитель классических языков уволился в конце последнего семестра. Я хотел обратиться в агентство, когда получил ваше письмо. Как вы считаете, вы… э…

Мне надо было подумать. Я чувствовал добрую расположенность к Арнольду Эбни, и мне не хотелось наносить его школе слишком уж существенный урон. Я намеревался украсть у него мальчишку, который, как ни формируй его ум, не превратится в законодателя страны, но который, несомненно, вносил свою лепту в ежегодный доход директора и не желал усугублять свое преступление, выступая вдобавок и в роли бесполезного учителя. Что ж, рассудил я, пусть я и не Джоуитт, но все-таки латынь и греческий знаю достаточно и сумею обучить начаткам этих языков маленьких мальчиков. Совесть моя успокоилась.

– С радостью, – ответил я.

– Вот и отлично! Тогда давайте считать, что вопрос… э… решен, – заключил мистер Эбни.

Повисла пауза. Мой собеседник принялся, чуть беспокойно, поигрывать пепельницей. Я недоумевал, в чем дело. А потом меня осенило. Мы подошли к низменному – нам предстояло обсудить условия.

Поняв это, я сообразил, что можно бросить еще одну подачку своей требовательной совести. В конце концов, все упиралось в наличные деньги. Похитив Огдена, я лишаю мистера Эбни денег, но, выплатив вознаграждение, верну их.