Золотая паутина - [51]

Родди вошел в ванную комнату. Отец сидел по грудь в воде с дымящейся сигарой и стаканом вина. Голову защищала розовая купальная шапочка, чтобы не смыть краску с волос.

Он поднял стакан, приветствуя Родди, и кончиком сигары указал на ведерко со льдом, стоявшее рядом.

– Налей себе, сын. Гринго на маяке Лобос Кэй. Мы поймали его.

Родди посмотрел на этикетку: чилийское шардоннэ урожая 1982 года. Плеснув себе вина, он вытер полотенцем сиденье белого, плетенного из тростника кресла, стоявшего у окна между большими глиняными горшками с орхидеями. Ему подумалось, что фотография отца в таком виде выглядела бы смешно и глупо. Как, впрочем, и любого другого из сильных мира сего.

– Что, Трент убит? – спросил он. По-видимому, интерес Родди к этом делу показался адмиралу забавным.

– По последним сообщениям, наши ребята окружили его. Ему негде укрыться. Дело закончено, Родди.

Облака пара осаждались на выложенных плитками стенах, дрожащие бусинки воды висели на краях потолочных балок. Родди отер пот с лица.

– Эстобан Тур этого не простит, – сказал он и не без тайного злорадства увидел, что морщины на лице у его отца углубились.

Но адмирал спокойно возразил:

– Тур упустил гринго, Родриго. Ему еще повезет, если он останется во главе Третьего отдела. – Аккуратно стряхнув пепел сигары в цветочный горшок, адмирал слегка кивнул головой в подтверждение своих мыслей:

– Да, сынок, сильно повезет.

Родди представил себе, какие зловещие слухи поползут после этой операции.

– А какова судьба багамцев на Лобос Кэй? – спросил он.

Адмирал нетерпеливо отмахнулся:

– Знаешь, Родриго, занимайся своими делами и не лезь в мои.

Это всегда были семейные дела. Святое семейство де Санчес! Встав с кресла, Родди распахнул окно с запотевшим стеклом – перед ним открылся вид на садящееся в океан солнце. Адмирал запрещал держать открытым окно в ванной комнате. Одержимый мятежным духом, Родди продолжал:

– Там было восемь багамцев, да плюс Трент и девушка. Десять трупов!

Он обернулся к отцу, и его пробрала дрожь. Адмирал поставил свой стакан на пол, пальцы выбивали дробь на краю ванны. Родди и его сестре с ранних лет было известно, что это первый признак надвигающейся бури.

– Послушай, Родди, багамским властям придется поверить, что Лобос Кэй был захвачен бандой контрабандистов в ходе крупной операции по переправке наркотиков. Так будет опубликовано в печати, – гневно прохрипел адмирал.

Да.., государственные люди, адмиралы и генералы вообще мыслят крупными категориями – для них имеют значение только сражения, а не число погибших и, уж тем более, не отдельные убитые. Но в случае с адмиралом де Санчес это проявлялось особенно ярко. Возможно, поэтому он и сделал такую блестящую карьеру, хотя по своим убеждениям был далек от революции. Опасаясь, как бы дети случайно не выдали его, он всегда держал их на расстоянии; его любовь к детям носила несколько абстрактный характер. Когда Родди думал об этом, ему становилось тошно. Продолжая версию отца, он сказал:

– Мы сами торговцы наркотиками. И убийцы, – хотел он добавить, представив себе убитых на маяке багамцев и окруженных головорезами его отца англичанина с девушкой.

***

Итак, из шести кубинских десантников, высадившихся на Лобос Кэй, осталось трое: Тони, Рафаэль Сегундо и баскетболист Хорхе. Начальником был Тони – Тони Муньос, по прозвищу "Судья". Его прозвали Судьей, потому что он всегда с видом сочувствия выслушивал мольбы тех, кого ему было приказано убить. Ничем не примечательный на вид, средних лет, всегда чистенький и аккуратный, с бледным лицом и чернявыми волосами, он любил издеваться над своими жертвами и подвергать их мучениям. Подчиненные боялись его.

Судья наблюдал, как усатый и толстяк шли обратно от помещения охраны, прикрывая собой гринго, и это возбуждало его. Он мог смести их автоматной очередью уже тогда, когда они были на полпути к бунгало, но решил подпустить поближе, чтобы насладиться кровавым зрелищем. Тони был уверен, что попал в гринго, но хотел избежать каких бы то ни было случайностей.

Хорхе сторожил главный вход в бунгало, а Рафаэлю Сегундо Судья велел занять позицию на площадке, окружавшей фонарь маяка, так что, если бы гринго попытался выскочить из своего убежища, он мгновенно превратился бы в кучу мяса. Сам Судья выскочил из заднего окна с автоматом наготове.

Легко и бесшумно ступая, он зашел за угол бунгало и увидел гринго: тот лежал голый на боку. Одна рука была откинута назад, как будто он пытался дотянуться до автомата или до кобуры с пистолетом, которая валялась на расстоянии метра от него. Другая его рука была как-то неловко согнута, как сломанное крыло птицы. Пуля, видно, попала ему в голову – лицо было залито кровью, и ручейки крови стекали на песок. Другая рана была на бедре, а третья пуля, по-видимому, раздробила кость руки. Глаза были открыты и неподвижно смотрели в сторону моря.

– Он мертв, – крикнул Судья притаившемуся внутри бунгало Хорхе. Разочарование отразилось на его лице: ведь он надеялся найти гринго живым. Подойдя к телу, он перевернул его на спину и на мгновение взглянул на гениталии убитого.