Золотая Орда. История в имперском контексте - [40]
Подобные намерения чагатайского временщика позволяют более-менее рационально объяснить его интерес к Токтамышу и последовательную поддержку его, несмотря на то что ордынский царевич первыми же своими действиями продемонстрировал, что особыми талантами полководца и правителя не обладает. Подозреваем, что именно это и сделало его в глазах Тамерлана наиболее подходящим кандидатом на пост вассального правителя Золотой Орды в условиях воссоздания Монгольской империи. Соответственно, возведение Токтамыша на трон сначала Синей Орды в 1378 или 1379 г. и на трон Белой Орды в 1380 г. в полной мере вписывается в эту политическую линию Тамерлана и является очередным шагом на пути к воссозданию им Монгольской империи.
Как бы то ни было, в самом начале 1380-х гг. Токтамышу, пусть даже и как ставленнику иностранного правителя, удалось стать во главе объединенного государства Джучидов, и он активно принялся за наведение порядка внутри страны и восстановление ее отношений с другими государствами — как дипломатическими партнерами, так и бывшими вассалами.
Вскоре после прихода к власти, в 1381 г., Токтамыш выдал генуэзцам Кафы ярлык, которым возвращал им селения, конфискованные у них Мамаем.[270] Тем самым новый хан демонстрировал намерения восстановить мирные отношения с Генуей — естественно, в первую очередь, для оживления торговли Золотой Орды с Европой. Вероятно, именно с этого времени итальянские колонии в Крыму и Приазовье приобрели статус «двойного подданства», признавая власть и собственных метрополий, и золотоордынских ханов.[271]
А годом позже, зимой 1382 г., убедившись, что русские княжества по-прежнему не намерены давать в Орду «выход», как действовали в отношении Мамая с 1374 г., начал масштабный поход на Русь, завершившийся взятием и сожжением Москвы и восстановлением вассалитета Северо-Восточной Руси со всеми обязательствами по отношению к сюзерену.[272]
Наконец, в 1383 г. Токтамыш восстановил контроль Золотой Орды над Хорезмом, который с 1361 г. был объявлен своими правителями из династии Суфи независимым владением, а в 1379 г. был завоеван Тамерланом.[273] Любопытно, что последний поначалу никак не отреагировал на подобные, казалось бы, враждебные действия своего ставленника. Некоторые авторы склонны объяснять пассивность Амира Тимура тем, что он в это время все свои силы сосредоточил на иранском направлении. Однако, как представляется, в условиях воссоздания империи Тамерлану не было принципиально, в состав какого из имперских улусов будет входить тот или иной регион — ведь все улусные правители в конечном счете должны были подчиняться его ставленнику, хану-Угедэиду.
Кроме того, Токтамыш начал активно восстанавливать дипломатические связи Золотой Орды, в частности, в свою очередь, в 1384 г. отправил свое первое посольство в Мамлюкский султанат.[274]
Наконец, тогда же, в начале правления, Токтамыш провел очередную денежную реформу в Золотой Орде. Ее причиной стало резкое ухудшение качества монет в эпоху «замятии великой», когда каждый хан старался чеканить монеты с собственным именем, не слишком заботясь об их качестве и покупательной способности. Соответственно, доверие к золотоордынской валюте было подорвано, и объединитель Улуса Джучи попытался исправить ситуацию. Токтамыш (как и Токта в 1310–1311 гг.) предпринял попытку унификации денежного чекана, выпуская монеты, впрочем, другого веса, чем это делали его предшественники — вероятно, с целью постепенного изъятия некачественной монеты.[275]
Установление контроля над всей Золотой Ордой и внешнеполитические успехи, по-видимому, вскружили голову Токтамышу. А отсутствие реакции Амира Тимура на захват Хорезма он, вероятно, воспринял как проявление слабости со стороны своего покровителя. В результате к середине 1380-х гг. в политике Токтамыша происходит окончательный перелом: он начинает рассматривать самого себя как будущего правителя всей Монгольской империи, намереваясь, подобно Тамерлану, установить контроль над всеми ее прежними улусами. Об этом свидетельствует, в частности, относящаяся к этому времени пайзца Токтамыша, в которой он фигурирует под именем «Токтамыш-каана», т. е. «хана над ханами»: именно так в свое время именовались императоры Юань — номинальные верховные правители Монгольской империи в конце XIII — первой половине XIV в.[276] Создатели тюркского эпоса «Идегей» также приписывают Токтамышу сравнение самого себя с Чингис-ханом.[277]
Чтобы подчеркнуть свое преемство от прежних великих правителей Монгольской империи и Золотой Орды, Токтамыш также не обошел вниманием и традиционную сферу политики — покровительство наукам и искусствам. Подобно предшественникам (а также и Тамерлану), он стал принимать при своем дворе ученых и поэтов, причем порой обеспечивал их присутствие насильственными методами. Так, например, захватив в 1386 г. Тебриз (о чем речь пойдет ниже), он увез оттуда в Сарай богослова Камал ад-Дина ал-Худжанди.[278]
Впрочем, вряд ли стоит считать, что проявление имперских амбиций было единоличной инициативой самого хана. Несомненно, к этому его подтолкнули его собственные сторонники из числа золотоордынской знати.
