Золотая кровь - [62]

– Полно же, дитя мое. Садись, поговорим с тобой.

ГЛАВА 19

Заговоривший с ним оказался стройным молодым человеком, по виду на несколько лет моложе Бехайма, с широкоскулым байроническим лицом, обрамленным темными локонами. Он был одет в просторную белую шелковую рубашку и серые брюки свободного покроя, на безымянном пальце правой руки красовался массивный золотой перстень. Незнакомец расположился в кованом железном кресле посреди залитого лунным светом внутреннего двора, окруженного зубчатыми стенами высотой с трехэтажный дом, – из чего Бехайм заключил, что они, очевидно, находятся на самом верху замка, – вдоль которых стояли папоротники и цветы в горшках. Двор был замощен мозаикой из плитняка и разделен на отдельные участки системой обвитых виноградом решеток. Луна висела почти прямо над головой. В крайней западной части двора на полу лежала резкая тень. Там короткая лестница вела в комнату, окна которой были забраны ставнями. Фатоватым жестом хозяин указал на второе кресло из кованого железа, стоявшее у стола, выполненного в том же стиле, и снова настойчиво пригласил его сесть.

Бехаймом все еще владел страх: он знал, что этот человек – всего лишь более приятное глазу воплощение той нечистой силы, что предстала ему в коридоре, но ему хотелось верить, что все как-то наконец устроилось, что он выдержал какое-то испытание и что теперь дела пойдут как-нибудь спокойнее и вразумительнее. В этой надежде его укрепляло то, что его замызганная одежда куда-то исчезла – теперь на нем были точно такие же рубашка и брюки, как у Патриарха. Он поднялся с пола и нетвердым шагом подошел к креслу. Патриарх любезно и простодушно улыбался, всем своим видом как будто одобряя все, что было сделано Бехаймом.

– Не желаете ли подкрепиться? – спросил он, когда тот сел. – Может быть, бокал вина? Или что-нибудь покрепче? Обычно у меня все самое нужное под рукой, но я не был готов к вашему визиту. Лучше все-таки предупреждать заранее. Тогда, – он подмигнул, как какой-нибудь старый добряк, протянул руку и похлопал Бехайма по колену, – мы будем избавлены от неожиданностей.

У Бехайма возникло мрачное предчувствие, что за этим славным фасадом затаилось безумие. Он невольно содрогнулся и почувствовал, как замысловатый металлический узор сиденья впечатывается в него своими холодными арабесками.

– Хорошо бы виски, – сказал он.

– Виски так виски! – Патриарх велел немедленно принести графин.

Он вытянул ноги и сложил руки на животе.

– Ты неплохо себя показал, дитя мое. На лучшее я не мог и надеяться. Ты проявил незаурядное мужество и чуточку ума. Если нам не изменит удача, мы покончим с этим утомительным делом завтра к вечеру.

– Я тоже надеюсь на это, мой господин, – сказал Бехайм, стараясь держаться твердо и уверенно. – Но случиться может всякое. Ловушка слишком проста, очевидна. Возможно, слишком очевидна для такого хитроумного существа, как наш убийца.

– Это он-то хитроумный? – отозвался Патриарх, подавшись вперед в кресле, голос его теперь прозвучал резко. – Учиненное им зверство – это, по-твоему, хитроумно? Да, в твоих братьях и сестрах есть некоторая проницательность, но движет ими главным образом страх, всякие беспричинные тревоги. Простота ловушки может быть ее достоинством. Простая логика, лежащая в ее основе, как раз и сделает ее приманкой. Может быть, убийца подумает, что я что-то просмотрел, упустил из виду. А что касается очевидности, то хитроумные существа часто в самом простом находят что-нибудь эдакое мудреное. Я уверен: завтра кролик попадется в капкан. – Он легонько постучал себя по лбу. – У меня чутье на эти дела. Он бросил взгляд в сторону лестницы:

– Ага! Вот и твой виски.

По ступеням спускалась женщина в белом с подносом, на котором стоял графин и стакан из граненого хрусталя. Когда она вышла из тени, Бехайм увидел все то же роскошное тело с гладкой кожей, но лицо ее успело почти истлеть, жилы обмякнуть, плоть свисала клочьями, губы разъело язвами, оголились гнилые десны, серые зубы и часть черепа. Вместо глаз зияли жуткие дыры, из которых текла вязкая жидкость. Бехайм едва удержался от того, чтобы не отпрыгнуть от нее, когда она предложила ему стакан.

– Можешь оставить графин, Кристина, – сказал Патриарх, и она опустила поднос на стол рядом с Бехаймом.

Дышала она с мелодичным присвистом, а когда наклонилась, он услышал слабый скрип и решил, что это отстает от костей какая-то ткань.

Он залпом выпил виски, налитого на два пальца, внутри обожгло, и к нему стали возвращаться силы. Он налил еще.

– Хорошенькая, – сказал Патриарх, когда Кристина вернулась в комнату, закрытую ставнями. – Во всяком случае, при обычных обстоятельствах. – Он повысил голос. – А сейчас вот дурнушкой стала, правда, милая?

Кристина, казалось, не услышала его.

– Мнит о себе невесть что, – продолжал Патриарх. – Остается надеяться, что это послужит ей уроком.

– За что она наказана? – спросил Бехайм.

Патриарх лукаво посмотрел на него.

– За то, конечно, что нарушила мое уединение. И, как следствие, поставила под угрозу твою жизнь.

– Мою жизнь, – медленно произнес Бехайм, думая, как бы задать следующий вопрос, не вызвав в ответ гнева.