Золотая клетка - [47]

В детстве он не смог сдержать это обещание.

Но что-то подсказывало Киве, что мужчина, которым он стал, будет драться до последней капли крови, чтобы защитить ее.

– Набрось капюшон, – тихо велел Торелл, когда они подошли к выходу из таверны. Кивнул на прощание девушке за стойкой. Трактирщик не появлялся, и Кива решила поблагодарить его, когда вернется.

– У меня в конюшне кобыла, – сказала она, когда он подвел ее к темной лошади, привязанной к столбику коновязи. – Может…

Не успела она договорить, как Торелл взлетел на коня и втянул ее за собой. Ноги неудобно путались в его набитых седельных сумках.

– Не снимай капюшон, – велел он, – и держись.

Стоило им пуститься в галоп, как капюшон слетел, но Кива не посмела ослабить хватку, уверенная, что немедленно слетит с крупа лошади.

Доскакав до окраины деревни, Тор свернул с главной дороги в лесную чащу, на опасной скорости уворачиваясь от сучьев и с брызгами пролетая через ручьи. Когда они наконец замедлились, Кива тяжело дышала, держась за брата так, что побелели костяшки.

– Ты убить нас хочешь? – крикнула она, хлопая его по плечу.

Торелл имел нахальство хохотнуть.

– Оликс знает эти леса вдоль и поперек. Нам ничего не грозит.

– Один неверный шаг, и мы шеи свернем!

– Ты же знаешь, я такого не допущу, – сказал Тор. – Твой капюшон на месте?

– Конечно не на месте! – проворчала она. – С тех самых пор, как ты попытался побить мировой рекорд по идиотизму верхом на лошади.

– Такого не существует, – со смехом ответил Тор. – Мы скоро будем в лагере, и нельзя, чтобы кто-нибудь разглядел тебя, так что натяни капюшон обратно. – Он покопался в седельной сумке, вытащил что-то серебристое и передал ей. – И это тоже надень.

Кива еще успела заметить, как Тор достал другую серебряную штуку для себя, но все ее внимание поглотило то, что она держала в руках.

Это была маска, поверхность которой складывалась из переплетенных змей.

Гадюки, предположила она.

Перегнувшись через Торелла, она увидела в его руках другую маску: та напоминала собачью морду.

– Гадюка и Шакал, – протянула Кива. – Они и правда не представляют, кто вы такие, да?

– Мы не слишком доверчивы, – ответил Торелл, надевая маску. – Даже среди своих.

Кива вслед за ним надела маску – наверняка она принадлежала Зулике – и накинула капюшон.

– Маски крайне полезны, – продолжил Торелл, когда они поехали дальше через редеющие деревья. – Только ближний круг знает, кто мы, а все остальное время мы носим маски, даже в лагере. Это мама придумала. «Все королевские особы носят маски», – говорила она. Но вообще-то мы с Зули просто хотели как можно свободнее ездить по стране и не оглядываться каждую секунду.

В голосе проскользнуло что-то печальное, тоскливое, и Кива плотнее обняла его за талию. Хотела было сказать что-нибудь утешающее, но слова испарились из головы, когда они добрались до границы леса и деревья расступились, открывая обширную прогалину. Она тихо охнула от восторга.

Свободное пространство расчерчивали ряды палаток – так много, что не сосчитать. Палатки были одинаковые, не считая шатров побольше в центре лагеря. Тор направился именно туда, и пока они проезжали, мужчины и женщины всех возрастов привествовали его, называя Шакалом и глазея на него с явственным обожанием.

Кива вспомнила: он был их генералом. Он сражался с ними, сражался за них. Все, что он делал, он делал ради этих людей, ради этих повстанцев.

Наших повстанцев, напомнила себе Кива.

Они были и ее людьми тоже: все они посвятили жизни тому, чтобы ее семья вернула себе украденное у их предка, едва не убитого, вынужденного бежать в изгнание. Веками восстание медленно зрело, твердо намеренное вернуть трон детям Торвина, но никогда еще повстанцы не воссоединялись ни с кем из его потомков и не получали шанса законно свергнуть семью Валлентис.

Кива хотела узнать, как так получилось, что Зулика встала во главе восстания, а Торелл получил звание генерала. Хотела узнать, почему мама отбросила опасения насчет мятежников: она всегда заявляла, что им никогда не узнать, что род Корентинов не пресекся. Тильда так долго отказывалась от своего дара, чтобы семью не обнаружили; но вот Кива в самом сердце мятежного лагеря, а ведь их родители никогда, никогда не желали, чтобы их дети оказались здесь.

– Зулика в командном шатре, он прямо перед нами, – сказал Торелл, вырывая Киву из раздумий. – Ткань достаточно плотная, внутри можно говорить свободно.

Они остановились у самого большого шатра, и у Кивы вспотели ладони. Тор помог ей соскользнуть наземь, спешился следом и ласково похлопал Оликса по шее. Негромко свистнул, и к ним тут же подбежал мальчишка. Радостно улыбнувшись Тору, он увел коня.

– После вас, – Торелл указал на вход в шатер.

Кива выпрямила спину и шагнула внутрь: там оказалось довольно просторно, лишь посередине стоял длинный деревянный стол, заваленный бумагами. К полотняной стене была пришпилена карта Вендерола, почти такая же, как в зале собраний Королевского Совета. Заметив движение, она повернулась и увидела Зулику: та, пристально глядя на нее, потягивала горячий напиток из кружки. На равнодушном лице не было и следа удивления – как и тепла. Особенно, когда она сказала: