Знай мое имя. Правдивая история - [78]

 — мы буквально бились головой о стену. Я разгадала секрет его игры. Это была не битва за справедливость, а проверка на выживаемость. Адвокат защиты ошибся в одном: он открыл охоту не на того человека. Ради своей сестры я могла пойти и на край света. Знаете, если это касалось бы только меня, если нападали бы только на меня, возможно, я отступила бы и, не веря в собственные силы, отползла бы на указанное мне место. Но Тиффани… Защитника интересовало, какой смысл я вкладывала, когда говорила, что чувствовала себя скорее матерью Тиффи, чем сестрой. Мне хотелось ему ответить: «Не знаю. Это вы мне скажите, что происходит, когда кто-то встает между медведицей и ее детенышем? Приходилось ли слышать о растерзанных телах и разодранных подчистую лицах?»

Я взяла так тщательно записанные мной наставления и слова поддержки, закинула их в шкаф и придумала для себя новую мантру: «К чертям жареный рис!». К чертям — что я пила, как я пила, когда и с кем я пила. К чертям — танцевала ли я на столе или на стуле. Вы хотите правду, одну правду и ничего кроме правды? Ответ, который вам нужен, все время сидел на своем стуле, опустив плечи и понурив голову. Вы хотите знать, почему всей моей семье, черт возьми, было больно? Почему я потеряла работу? Почему у меня на банковском счете была всего четырехзначная цифра? Почему моя сестра пропускала лекции? А все потому, что однажды прохладным январским вечером я пошла на вечеринку, и там был парень, которому захотелось кого-то трахнуть, и ему было все равно: с согласия или нет, трезвую или пьяную вусмерть. Он так решил, он вознамерился кого-то трахнуть — и этим кем-то оказалась я.

Это не делало меня неполноценной. Это не делало меня нерукопожатной. Но это сделало меня обозленной. Я действительно рассвирепела. Благодаря сестре я прозрела. Боль — когда подступает вплотную — все проясняет. Теперь я знала, чего добивался адвокат защиты, и не могла позволить этому случиться. Он думал, что может сломить нас, но с того дня я решила бороться. И выстраивать свою защиту.

Глава 8

Суд продолжался всю неделю, однако в зал меня не допускали. Я жила в своей параллельной вселенной: целыми днями бесцельно слонялась, а по ночам читала местные новости. Во вторник Тиффани закончила давать показания, и я спросила у представителя окружного прокурора, кто следующий. «Специалист по внезапной потере памяти», — ответила она. Я выдержала небольшую паузу, надеясь услышать, что она пошутила. Мне хотелось сказать, что я и есть настоящий эксперт по провалам в памяти. За свою экспертизу доктор Фромм получила от стороны ответчика десять тысяч долларов. Она заявила, что даже при потере памяти я была бы в состоянии желать близости и дать на нее согласие.

В среду показания давал Брок. Я шнуровала кроссовки и представляла, как он будет вытаскивать на обозрение зала специально подогнанную для этого случая версию меня. Достанет, как достают пыльный манекен из коробки. Заставит манекен вертеть бедрами в странном танце, растянет манекену в улыбку губы, скормит публике слова, сочиненные его защитником, и приправит все зрелище поцелуями. Меня вдруг затошнило, я почти задыхалась. Он будет стоять в том тесном зале, держа в руках мое тело. Я вышла на пробежку и по узким тропинкам, мимо холмов, где паслись толстобрюхие лошади, убегала как можно дальше от всего этого.

Новости появились в тот же вечер — статья высветилась на экране ярким прямоугольником. Зажмурив глаза, я размышляла, стоит ли читать то, что он сказал. В итоге решила быстро прокрутить, но зависла на новом слове — очень маленьком да. Подсчитала, сколько раз, по его мнению, произнесла его: да — на потанцевать с ним; да — на пойти с ним в его общежитие; да — чтобы он сделал это пальцами.

На одной из лекций по мастерству экранизации наш преподаватель мистер Эрнандес разбирал сцену из «Челюстей»[49], когда главный герой Мартин перед отплытием прощается со своей женой Эллен. Эллен боится, что он не вернется, но вместо банального береги себя, я люблю тебя говорит: «Я положила запасные очки в черный носок; а еще капли для носа, цинковую мазь, бальзам для губ…» И в ответ, вместо банального не волнуйся, я вернусь, Мартин отвечает: «Не разжигай в кабинете камин, я не починил вытяжку». Она кивает и спрашивает: «Что сказать детям?» — он говорит: «Что я на рыбалке».

Любовь сквозит в каждом слове. Она — в черных носках, в которые жена положила мужу лишнюю пару очков; в его обещании починить дымоход, когда вернется; в стремлении оградить детей; во внимательности обоих к мельчайшим деталям жизни другого; в стремлении успокоить друг друга перед лицом грядущих событий. Самое главное подразумевается, но ни разу не проговаривается открыто. Это и есть пример подлинного диалога.

А вот показания Брока.

Брок. Я спросил, хочет ли она, чтобы я удовлетворил ее пальцами.

Представитель окружного прокурора. И что она ответила вам?

Брок.Да.

Представитель окружного прокурора. Что именно она сказала?

Брок. Она так и сказала: «Да».

Еще он признался, что пытался поцеловать Тиффани.

Представитель окружного прокурора. Она что-то сказала вам на это?