Знай мое имя. Правдивая история - [76]

Дома на столе лежала записка от отца: «Девочки. Буду думать о вас сегодня. Помните, правда освободит вас. А для души — макароны с сыром, лосось и куриный бульончик. Держитесь!» Макароны с сыром в стеклянной кастрюле уже остыли. Я покопалась в них металлической ложкой.

Тиффани собиралась в спальне. Надела красную блузку, потом переоделась в черное, потом снова поменяла на красное, вся вспотела, подняла руки, чтобы я помахала в районе темных пятен. Помогая ей, я занимала себя, потому что знала: если сяду и задумаюсь, то ни за что не позволю ей ехать туда.

Чуть раньше, в тот же день, выходя из зала суда, в коридоре я заметила мужчину азиатской внешности в строгих брюках, с большой сумкой через плечо. Мне говорили, что эксперт по ДНК собирался давать показания, и я подумала, может быть, это он и был. Позже я узнала, что это и правда был судмедэксперт, его звали Крейг Ли. Сразу после него шла очередь парамедика Стивена Фаньчана и криминального аналитика Элис Кинг. Все они выступали на моей стороне, а я сидела дома, пытаясь удостовериться, что мы с Тиффани сыты и подготовлены к следующим показаниям. Пока я присматривала за сестрой, те люди бились за нас обеих.

Мы приехали к зданию суда. Тиффани была за рулем. Я спросила, как она себя чувствует, но все ее внимание было приковано к гусенице на лобовом стекле, тонкие белые ворсинки которой развевались на ветру. Сестра сказала, что мы должны спасти гусеницу. Я ответила, что тогда мы опоздаем, но следующее, что сделала Тиффани, — свернула на парковку и заглушила двигатель. Я расстегнула ремень и отыскала между сиденьями скомканный чек. Вышла, аккуратно просунула чек под гусеницу, а потом отпустила ее на траву. Когда вернулась в машину, сестра спросила, видела ли я, как гусеница уползла. Мне пришлось снова выйти и удостовериться, что та двигается куда надо. Только после этого мне было разрешено вернуться в машину.

В комнате для свидетелей сестру ждали две подруги, Элизабет и Ануша. Я была благодарна им за то, что они делали эту совершенно холодную обстановку немного теплее. Сама я, рыдавшая еще несколько часов назад, превратилась в совершенно другого человека, собранного, уверенного в себе. Когда пришло время, я отправила с Тиффани своего адвоката.

Больше я не была нужна. На этом этапе я должна была возвращаться домой. Но мне не хотелось уезжать. Я прошла по коридору, ведущему к залу суда, слегка опасаясь, что кто-то может заметить меня и обвинить в том, что я подслушиваю. Я заглянула в узкое окошко в двери.

Когда мне было десять лет, а моей сестре восемь, мы ездили в Китай и ходили там в закрытый бассейн — большой, просторный, со стеклянными стенами, как в теплице, с водой, которая простиралась так далеко, что создавала собственную линию горизонта. Стекла запотевали от тепла, приобретая желтоватый оттенок. Утром выходного дня людей в бассейне было мало — лишь пожилая дама одиноко скользила по водной глади туда и обратно. Отец дал мне медный ключик от отдельной раздевалки в дальнем конце бассейна и тут же уснул в шезлонге прямо у входа.

Мы открыли раздевалку, пробежали босиком вдоль скамеек — все было полностью в нашем распоряжении. Дверь в дальнем углу вела в маленькую душевую. Едва она закрылась за нами, мы принялись выдавливать шампунь и намыливать волосы, превращая их в острые пики. Сестра захотела вернуться к бассейну, но не смогла открыть дверь. У нее не получилось, я подошла и стала трясти ручку, пока не поняла, что ее заклинило. Тиффани стояла там в блестящем купальнике с радугой, очки для плавания прилипли ко лбу, она уперла локотки в маленький животик, закрыла ладонями лицо и с надеждой смотрела на меня сквозь пальцы. Я сказала, что замок немного заело и нужно просто подождать папу. В тишине мы сели под душем. Я продолжала намыливать шампунем голову, но это было уже не так весело. Вскоре вода стала холодной. Я не знала, как будет «помогите» на китайском, поэтому сказала: «На счет три просто начинаем кричать изо всех сил, ладно?» Но не успела я добраться до трех, Тиффани уже орала, как никогда раньше. Но что меня действительно напугало, так это тишина, воцарившаяся после ее крика. Ни звука шагов, ни бряцания дверной ручки.

Когда моя сестра плачет, я всегда думаю. Я вскарабкалась на раковину, чтобы выглянуть наружу — только шоссе. Я представила, как мы, босые, бежим вдоль проезжающих фур. Затем я заметила вентиляционные люки под деревянной дверью. Голыми руками я толкнула первую планку, и она отскочила, словно сломанная доска. Я разобралась и со второй. И с третьей. Разбросанные куски валялись повсюду. Ладони болели. Я обернулась посмотреть, может ли сестренка помочь мне, но она стояла, закрыв глаза руками. Я немного отдохнула, а потом выкорчевала все шесть планок, пока от них не осталась только деревянная рамка с торчащими, словно зубы, гвоздями по обеим сторонам. Я загнула их, разворачивая наружу, втянула живот, протиснула руки и голову через образовавшуюся дыру. Кончики гвоздей царапали мне ребра. Я освободилась, но замок так и не поддавался. Я изогнула шею, чтобы посмотреть на Тиффани, и велела ей: «Оставайся здесь. Не успеешь и до ста досчитать, как я вернусь». Я побежала вдоль бассейна и растолкала отца. Едва он открыл глаза, я начала шмыгать и бубнить имя сестры.