И хотя после этого идея какое-то время носилась в воздухе, а деньги продолжали поступать и даже в 1938 году участники проекта живо обсуждали с японской разведкой главный вопрос, как якобы украинский «Зеленый клин» поднять против большевиков на Дальнем Востоке, ясно было, что все напрасно. Потому что реформировать за короткий срок крестьянский мир, как показал сталинский опыт, можно только методами в духе Лаврентия Павловича Берии: есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы. И стремиться нужно, чтобы проблемы не было.
Мощной опорой для торжества советской власти на «кресах» было чрезвычайное этническое преследование украинцев и белорусов в годы Второй Речи Посполитой — принудительная колонизация, этническое и религиозное притеснение вплоть до лишения всяческих прав, вплоть до ареста депутатов сейма соответствующих украинских и белорусских партий, вплоть до заключения их в печально известный концентрационный лагерь в Березе-Картузской. Национальный гнет был реальным явлением, и сопротивление ему шло по двум линиям. Первая — коммунистическая, она активно подпитывалась Коминтерном. Но в 1938 году активных борцов не стало, они планомерно уничтожались, не стало и самих партий. Вторая линия — националистическая, с которой по мере сил боролся Павел Анатольевич Судоплатов. Как известно, в 1938 году он лишил жизни известного Евгена Коновальца, рискуя при этом своей собственной. Но какое-то время эти два потока были очень мощными и объективно создавали польскому государству большие проблемы.
Необходимо сказать и о чрезвычайно сложной польской политике СССР в 20—30-х годах. У Советского Союза были две внешние политики: одну вел Коминтерн, который существовал при всех сложностях 1938 года вплоть до 1943-го; вторую вел Народный комиссариат иностранных дел во главе с Литвиновым, затем Молотовым. И эти политики иногда между собой пересекались, чаще же представляли собой два очень серьезных ответвления друг от друга. Антипольская политика, безусловно, в значительной степени была шагом назад по сравнению с так называемой коренизацией, которую провозглашал Сталин еще в начале 20-х годов. Поляки ведь тоже являлись объектом коренизации на территории Белоруссии и Украины.
В небольшой Белорусской ССР было четыре государственных языка: белорусский, русский, польский и идиш. Причем число школ для польских детей в процентном отношении в эпоху коренизации было даже больше, чем у самих белорусов. Но то, что творилось уже в 1939–1940 годах, было следствием постановления от января 1938 года. По сути, появляются целые контрреволюционные нации — от финнов и греков до поляков включительно. И поляки в начале Второй мировой войны стали, пожалуй, одной из самых контрреволюционных наций. Хотя были факты, которые показывают, что многие так называемые «простые люди», попавшие в эту мясорубку, пытались верить, что великий Советский Союз — это их новая родина. Например, начальник политуправления Киевского особого военного округа Пожидаев рассказывает, что во время демонстрации кинофильма «11 июня» в Старобельском лагере, известном по Катынской трагедии, в момент разгрома белополяков большинство офицерского состава из военнопленных, шипя сквозь зубы «пся крев!», покинули зал. А солдатская масса, наоборот, с восхищением смотрела фильм и кричала: «Правильно!» Разумеется, те, кто кричал «правильно», не были потеряны для советской власти. И тем не менее власть эта предпочитала поступать с ними своими способами, советскими. В декабре 1939 года были приняты соответствующие постановления. А в феврале 40-го все было сделано действительно без шума и в один день.
10 февраля 1940 года был сильный мороз, в отдельных местах ртуть в градусниках опускалась до 40 градусов. Около 40 тысяч одного только обслуживающего персонала, сотрудников НКВД, было задействовано для того, чтобы собрать, погрузить людей в вагоны и отправить их за тридевять земель. Нет, власть не боялась сопротивления, его и не было — все было тихо, мгновенно, без лишней огласки, по инструкции.
Это было лишь начало, первая волна депортаций. Взяли не всех, только осадников и лесников. А затем — уже в марте 1940 года, в катынском марте, — накатила вторая волна. Теперь вслед за осадниками пошли другие антиобщественные типы: фабриканты-заводчики, помещики-кулаки… Вот так, через дефис. Духовенство, крупные торговцы и домовладельцы, жандармы и офицеры, а также проститутки и уголовный элемент. Упоминание проституток означало, что депортировать могли любую женщину, потому что критериев для определения подобного социального слоя, естественно, не существовало, и брали, кого хотели. Это — еще 50 эшелонов, или 59 557. Пламенный привет кинофильму «Мечта»!
Помимо поляков, в списки фабрикантов-заводчиков и уголовных элементов попадали и местные украинские и белорусские жители, но среди депортированных интеллигентов их практически не было. В сфере образования в межвоенной Польше проводилась жесткая политика полонизации, вплоть до того, что детям в белорусских местностях запрещалось на перемене говорить на своем родном языке. Это очень серьезно настраивало население против поляков.
