Александр, Михаил и Василий Романовы скончались в ссылке. Пострижение старшего из братьев, Федора, болезнь неженатого и бездетного Ивана позволили Годунову полагать, что Романовы выбыли из политической жизни. Судьба распорядилась иначе; но все тяготы, которые обрушились на Романовых, заставляют понять поведение «старицы» Марфы перед свадьбой ее сына.
И.Е. Забелина обронила замечание, которое по достоинству не оценили. Свидетельства о «колдовстве и чародействе» нередко «были оболочкой, под которой скрывалось большей частью настоящее лихо». «Лихо», объяснял В. Даль, «в первом значении — зло». Затея с «корешками» на Варварке не блистала новизной: до разгрома Романовых жертвами репрессий стали влиятельные князья Шуйские; как в деле Романовых, поводом был донос слуг о подозрительных «кореньях». Старшего в семье Шуйских насильно постригли в монахи, младших сослали. В отличие от срывавшегося в адскую пропасть Ивана Грозного, царь Борис заботился о спасении души. Наказания выбирал, как врач: чтобы лекарство было не страшнее болезни. Больного Ивана Никитича из ссылки вернул. В годы Смуты находим его в правительстве «Семибоярщины», но малозаметным, бездеятельным.
«Травники» того времени показывают образцы доморощенной демонологии. Названа трава, сказано: рвать ее следует после трехсот молитв. У травы корень небольшой, «цветом сер». Если окропить корень святой водой и не касаться 40 дней, потом прижать к сердцу — можно видеть демонов воздушных. Отнюдь не любая находка «коренья» вызывала переполох: бывало, траву и корешки признавали лечебным средством или безвредным растением. «Коренья» из дома Романовых смотрели придворные врачи. Но достоверность «экспертизы» сомнительна: «Аптекарскую палату со всеми докторами» возглавлял родственник царя. «Хитростройным пронырством Годунов отстранил Романовых от власти», — сказано в летописном «Хронографе» тех лет.
…После допроса доктора Билса Михаил Федорович призвал «царева матери племянника» Салтыкова. «Почему ты, Михайло, — с грустью спросил государь, — сказывал мне, будто лекари решили, что Марья больна и излечить ее немочно?»
Вскоре боярин Шереметев прислал список — к чему привело следствие. В «распросе» Мария Хлопова горевала: дома у нее «болезни никакие не бывали, и на государевом дворе сперва жила спокойно. Чает, болезнь ей учинилась от супостатов ее». Отец Марии свое утверждал: «Болезнь учинилась на государевом дворе, а все от Михаила да от Бориса Салтыковых». Сказывал: Михаил Салтыков приносил скляницы с лечебной водкой, но родственники сами взяли средства верные — «святую воду с мощей» и камень индийский «безуй» от яда. «От того Марья исцелилась вскоре». Доктора повторили: «Во всем здорова, и помешки чадородию они не чают». Симптомы назвали: «В очах желтовато, рвало сперва дня три, спустя неделю опять начала блевать. И опухоль была». Но заболевание не хроническое. Вызван был священник, «духовный отец» Хлоповой в Нижнем. Подтвердил: сам видел, неизменно здорова.
Ксения Романова — «старица» Марфа
В октябре 1623 года в Боярской думе читали указ государей Михаила Федоровича и Филарета: «Борис да Михайло Салтыковы! Вы побранились с Гаврилой Хлоповым, и вашей смутой почала быть Марья Хлопова больна. И вы государю сказывали не то, что дохтуры говорили, и лечить Марью не велели, и со дворца она была сослана не по правде, а по вашему наносу, без праведного сыску! Государевой радости и женитьбе учинили помешку! А государева милость была к вам и к матери вашей не по вашей мере. А вы себя богатили и во всех делах промышляли тем, чтобы вам при государевой милости никого не видеть!»
Дьяк возвысил голос: «.Государевых очей им видеть непригоже, а владения и земли взять в казну!» Филарет разглядел, что Салтыковы нашли путь к «инокине» Марфе посредством своей маменьки, «инокини» Евникии.
Велели Салтыковых с семьями сослать. Завершилось многолетнее господство бояр-временщиков: Бориса Салтыкова — ему доверена честь стричь волосы царя перед Пасхой и Рождеством, и Михаила Салтыкова, смотревшего за личным царским хозяйством. Вспомнили: не Салтыковы ли со стрельцами искали злополучные «коренья» в доме на Варварке? Но придворные чины Салтыковым сохранили. Принадлежали они к «первостатейной знати», что после Смутного времени сократилась до 16 «родовых гнезд».
Разговоры об отравлении, как желали Хлоповы, Филарет пресек. Повторять замысел Годунова с «корешками» патриарху неуместно. К тому же, чтобы избавиться от страсти сына и от притязаний Хлоповых, патриарх-государь выбрал невесту со стороны: послал к «датским немцам». Но переговоры сорвались. Сохранился резкий ответ: «Помним, как царь Борис пригласил в Москву, хотел отдать свою дочь Ксению». «Жених наш приехал. И часом не жил, отравой уморили. Теперь девицу уморите»! Насколько домыслы соответствуют событиям — отдельная тема. Но мнение иноземцев такое: в Москве перед царской свадьбой ядом изводят то жениха, то невесту.
Михаил Федорович узнал, что Марию Хлопову (Анастасию вновь забыли) с родственниками оставили в Нижнем. В почетной ссылке. Отдан им двор Кузьмы Минина, взятый в казну после его смерти, где жила царская невеста до 1633 года, когда внезапно скончалась.