Знание-сила, 2009 № 01 (979) - [16]
Действуя так же применительно к науке, мы получим развернутую программу, нацеленную на получение и фиксацию нового знания, выявим перспективу развития данной науки в части, зависящей от уже накопленных знаний. То есть незнание — это область нашего целеполагания, планирования нашей познавательной деятельности.
Иерархическую структуру незнания можно показать на примере старой шутки о графе и графине Пато. Граф Пато играл в лото и проиграл пальто; а графиня Пато не знала про то, что граф Пато играл в лото и проиграл пальто; но граф Пато не знал про то, что графиня Пато не знает про то, что граф Пато играл в лото и проиграл пальто; а графиня Пато не знала про то...
Суть шутки в том, что рассказ можно продолжать бесконечно. Но, присмотревшись более внимательно, легко заметить: граф и графиня — в неравных условиях. Проигравшийся граф предается сомнениям на первом уровне иерархии незнания, ибо не нуждается для постановки своего вопроса в дополнительных предположениях. А вот графиня должна рассуждать так: если граф играл в лото, то не ясно, выиграл он или проиграл, а если проиграл, то что именно? Гипотеза о проигрыше пальто неизбежно затеряется среди множества других равноправных предположений: почему пальто, а не цилиндр или часы? В этих условиях проигрыш пальто ближе к неведенью, чем к незнанию. Поэтому графиня вообще не может задать вопрос: «А знает ли граф о том, что я не знаю о проигрыше пальто?» Вопрос можно сформулировать только так: «Если граф играл и проигрался, то знает ли он о моем незнании?»
При более внимательном рассмотрении шутка не проходит: графиня и граф неравноправны, и чисто механически продолжать рассказ до бесконечности нельзя.
Герой Конан Дойля сыщик Шерлок Холмс прославился своим методом, который он сам именует дедуктивным. Перед наблюдательностью и логикой, с его точки зрения, не устоит ни одна тайна. «По одной капле воды, — утверждает он, — человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другого и никогда о них не слыхал.»
В чем же тайна метода Холмса? Поиском ответа занялся известный современный логик Я.Хинтикка. Вопрос не праздный: в сфере обыденных представлений логическому выводу традиционно отводится важная роль в получении новой информации. Так полагает и Холмс. Но в противоположность этому современные логики в большинстве следуют за Л.Витгенштейном и считают, что все логические выводы тавтологичны. Вот почему, пишет Хинтикка, «концепция дедукции и логики Шерлока Холмса бросает серьезный вызов философам- логикам».
Но так называемые дедукции Холмса вовсе не сводятся к выводу заключений из имеющихся посылок!
Холмс постоянно задает вопросы и с их помощью извлекает новые посылки либо из хаоса фоновой информации, либо путем дополнительных наблюдений. Но мы видели: вопросы — это способ фиксации незнания. Значит, тайна Холмса — в его способности задавать вопросы, выявляя наше незнание в рамках той или иной конкретной ситуации. «Развязка почти каждого хорошего детективного рассказа или романа, написанного в духе повествований о Шерлоке Холмсе, — пишет Я.Хинтикка, — может быть представлена в форме действительных или воображаемых вопросов, которые Холмс адресует самому себе».
Впервые встретив доктора Уотсона, Холмс сразу определяет, что тот жил в Афганистане. «Он только что приехал из тропиков — лицо у него смуглое, но это не природный оттенок его кожи, так как запястья у него гораздо белее». В явном виде здесь нет никаких вопросов, но неявно они присутствуют. Рассуждение можно представить и иначе: лицо у него смуглое, но неясно, загар это или природный оттенок кожи. А как отличить? А какой цвет кожи под одеждой? Ага, запястья светлые. Где же он мог так загореть? В таком виде это рассуждение более поучительно, ибо хорошо показывает: Шерлок Холмс неуклонно следует принципу Гийома и за непосредственно данным ищет мир «скрытых вещей».
Неведение, в отличие от незнания, нельзя зафиксировать в форме конкретных утверждений типа: «Я не знаю того-то». Это «что-то» в данном случае не заменить конкретными характеристиками. Поэтому мы получаем тавтологию: «Я не знаю того, чего не знаю». Тавтология такого типа — это и есть признак неведения.
Значит ли это, что в данном случае нельзя поставить никакого вопроса? Казалось бы, нет. Почему бы, скажем, не спросить: «Какие явления нам еще неизвестны?» Но вдумаемся в суть этого вопроса. Его можно расшифровать так: каковы характеристики явлений, никаких характеристик которых мы не знаем? Самой формулировкой вопроса отрицается возможность ответа: как можно узнать нечто неизвестно о чем?
Сделаем оговорку. На вопрос о том, какие явления нам неизвестны, можно получить и такой ответ: нам неизвестны люди с песьими головами. Но это лишь другая трактовка вопроса, точнее, другое понимание слова «неизвестный». Люди с песьими головами нам известны: знакомы на уровне фантазии, фольклорных образов, но не известны в том смысле, что мы никогда не сталкивались с ними в реальности.
