Из работ старшеклассников, финалистов конкурса разных лет.
(Цитаты стенограмм, дневниковых записей репрессированных и их детей выделены курсивом).
Надежда Лисицына, г. Тверь, школа № 37, 9 класс.
Памятник представляет собой каменную глыбу, на глыбе крест из белого мрамора, на мраморной плите надпись:
Памяти жертв сталинизма 1937-1938 год.
Покоятся здесь в тишине
Обычные граждане, мирные люди,
Убитые не на войне...
До того как я начала розыск сведений о крестьянских восстаниях в Сибири, я и не представляла, что борьба с советской властью, а по сути «гражданская война» велась до начала 30 годов. Ведь официально она закончилась в 1924 году.
Григорий Михайлович Васьковский был признан не только социально-опасным элементом для государства по классовому признаку, но и врагом народа. Григория Михайловича Васьковского обвиняли в том, что он привел сельхозтехнику в состояние негодности и сорвал посевную, а также в участии в контрреволюционной организации. Всего по этому делу проходило около сорока человек.
«В моей школе все сразу узнали, что мой отец враг народа, но ни единого вопроса и упрека, касающихся этой темы, я не услышала. Наоборот, все переживали и говорили: «Какой ты, Полина, враг народа (ведь если в семье кого-то таким назвали, то и все члены семьи становятся врагами народа), все еще выяснится!»
Анна Никандровна пережила своего мужа больше чем на сорок лет. И вспоминая Григория Михайловича, всегда плакала и приговаривала: «Ни за что убили хорошего человека...»
Только в 2004 году Полину Григорьевну Матушанскую признали репрессированной и выдали справку о реабилитации. Компенсацию за утраченное имущество Полина Григорьевна, как единственная оставшаяся в живых из семьи репрессированных Васьковских, пока так и не получила.
До сих пор бывшие раскулаченные, а тем более участники белого движения не вызывают понимания и сочувствия не только у власти, но и у обывателей.
Мой отец, Николай Егорович Лисицын, поверив в перестройку, в начале 90-х гг. захотел возродить хозяйство своего деда и отца в деревне Поповка, где когда-то жили его предки, и решил заняться фермерским хозяйством. Но жители Поповки были против этого намерения и пытались призвать администрацию сельского округа не давать землю Лисицыным, мотивируя это тем, что Николай Лисицын — внук и сын кулака.
Любовь Головина, Иркутская область, г. Братск, лицей № 1,11 класс.
Виктор Соломонович Сербский родился в Верхнеуральском политизоляторе. Первые впечатления о мире у Вити были: решетка, часовой, «волчок» и надзиратели. В 1936 году, после окончания срока, родителей Вити не выпустили на свободу, а отправили в лагерь на Колыму. Мальчику было три года, он рос среди взрослых, жил их интересами, рано научился говорить, умел читать, но никогда не видел детей...
Вохровцам пришлось держать его (Витю), он вырывался, плакал, кусался, хотел идти вместе с матерью.
— Ненавижу! Пустите меня! Я хочу быть с мамой! — кричал он.
Мать увели. Рыдающего Витю отправили в детдом.
В 1958 году у Виктора Соломоновича родилась дочь Женя, которую назвали в память о его матери. «Это имя много лет было моей мальчишеской тайной. Никогда и никому я не говорил, как звали мою маму. Двадцать лет я старательно прятал его, как единственную мамину вещь», — вспоминает Виктор Сербский.
Когда читаешь безликие, хотя и ужасающие цифры из учебника истории, до конца не понимаешь чудовищности происходившего. История семьи Сербских помогла мне и, думаю, поможет многим почувствовать чужую боль своей.
Станислав Рожнев, г. Киров, Вятская гуманитарная гимназия, 9 класс.
Начиная эту работу, я мало что знал о Вятлаге. Знал лишь, что это был один из сталинских лагерей, в котором в конце 1930-1950 гг. содержалось большое количество заключенных, многие были осуждены по политическим статьям. Но мои одноклассники и даже учителя знали еще меньше: большинство не знали совсем, а некоторые говорили: «Вятлаг — это какая-то постройка», «жилище», «ветеринарный лагерь» и другое. А ведь Вятлаг, Вятский лагерь, находился на территории нашей области, возможно, в семьях опрошенных были репрессированные родственники.
Наверное, это происходит потому, что в школьных учебниках о сталинских лагерях — один абзац.
Перед отъездом из поселка мы посетили кладбище. Далеко виден католический крест, его несколько лет назад поставили латыши в память о своих гражданах, погибших в Вятлаге. Но ни одного памятного знака о погибших россиянах мы не увидели.
Руками заключенных вырубалась тайга, территория обносилась забором с колючей проволокой и сторожевыми вышками. Это запретная зона. Внутри сооружались сначала палатки, а затем бревенчатые или щитовые бараки для заключенных, помещения для лагерных служб (невозможно представить, как можно было выжить зимой в палатках, ведь для северных краев холода за минус 40 не редкость). По воспоминаниям тех, кто пережил эти времена, «волосы примерзали к стенам палатки». Постепенно зоны благоустраивались: появлялись пекарня, баня, магазин, клуб, начальная малокомплектная школа для детей сотрудников.
«Берегите лошадей» — читаем в приказах управления, но нигде нет упоминания «берегите людей». Долго на таких работах даже физически крепкие люди не выдерживали, становились инвалидами, умирали.