Особенно много погибло в Вятлаге в годы войны (до 30%). Места захоронения большинства погибших неизвестны.
«За убийство давали 8 лет, а за Есенина — 10 лет. Во время обыска спрашивали: «Увас есть сборник Есенина?»
Екатерина Новоселова, Пермский край, г. Чайковский, педагогический колледж, 2 курс.
«Мне уже 69 лет, а я так и не узнал: где родился, кто мои родители, чья рука направила меня в возрасте примерно двух лет в детский дом без свидетельства о рождении... моя биография началась в 1938 году в детском доме. Мой первый документ выписан в 1943 году — свидетельство о рождении...»
Однажды в автобусе слышу громкий, уверенный голос пожилой женщины: «Развели в стране бардак, а теперь сами не знают, что делать! ...Сталин вот знал, у него порядок был, Сталина бы нам сейчас...» Мне стало страшно и стыдно, больно и горько — все эти чувства нахлынули одновременно. Очень хотелось напомнить женщине, что было «хорошего» в то время, но не хватило сил. Шла и думала: «Что будет с нами через 20, 30, 40 лет? Неужели еще когда- то мне или моим внукам придется увидеть «такое» свидетельство о рождении, как у Василия Викторовича Грохова?! Или услышать снова рассказы «Как мне давали в детском доме отчество?»
Хава Хаматханова, Республика Ингушетия, г. Назрань, Студия искусств, 1 курс.
«На перроне в это время появился старик, которого все хорошо знали. Он что-то громко доказывал солдатам, покрикивал на них, просил о чем-то. Позже я узнал от матери, что он ругал солдат, утверждая, что русская интеллигенция не простит этого варварства. «Я здесь живу 10 лет, — говорил он, — эти люди меня от смерти спасли, нельзя их выселять, что вы делаете, дети мои, нельзя этого делать, нельзя». Бил палкой по земле. Он работал врачом.
В вагоне мы оказались под нарами. Взрослые и старики были наверху, а мы, впятером — мать и четверо детей, оказались внизу. Я не замедлил вытащить из кармана ножичек и потихоньку просверлить маленькое отверстие на уровне глаз. Сидя на корточках, стал выглядывать. Это отверстие помогало нам всю дорогу. Мы также пользовались им по-легкому, а когда ложились спать, закрывали его тряпочкой.
В пути следования были очень трогательные моменты: во время остановки уже на половине пути, к примеру, когда поезд подходил к Уралу, чаще всего люди искали своих кровников, своих обидчиков, чтобы простить их. Выходили мужчины, вдоль вагонов выкрикивали имена, искали кого-либо, братались, обнимались».
И вот все это позади, уже пошел седьмой десяток лет после этого черного февральского дня. Но до сих пор непроизвольно в душе встает вопрос «За что?» За какие грехи мой народ был выслан с родных гор на вымирание?
Юлия Сеелева, г. Томск, гимназия № 24,11 класс.
На станции уже стояли эшелоны, состоящие из товарных вагонов, и было привезено очень много людей — «кулаков». Конвоир согласно имеющемуся у него списку выкрикивал фамилии арестованных. Мужчин заталкивали в вагоны одного эшелона, а женщин с детьми — в другой эшелон. Конвоиры торопились, кричали: «Побыстрей, побыстрей!» Мужья, жены их дети, обнявшись, горько плакали, кричали от горя. Конвоиры хватали мужчин, отрывали от них жен и детей и запихивали их в вагоны, а женщин с детьми пихали в другой эшелон. На станции стоял дикий крик и плач; кто-то кому- то на прощание что-то наказывал.
Мария Гордина, Владимир Чубуков, Пермский край, г. Чайковский, профессионально-педагогический колледж, 2 и 1 курсы.
Еще в 1994 году она привозила на Родину книгу памяти жертв репрессий русских немцев, изданную в Германии в 1991 году. Она оставила ксерокопии этих страниц. Книга издана на немецком языке. Тобиас Петрович нашел своих родственников и перевел текст на русский язык.
Дарья Ткачева, г. Астрахань, школа № 55, 7 класс.
В этом году я решила писать работу о судьбе репрессированного. Я уже готова к этому. Мой дедушка (он умер в 2005 году) много рассказывал мне о Сталине, Ежове, Берии, какое страшное было время, как уничтожали людей, гноили в лагерях, унижали человеческое достоинство и как любой простой человек мог стать «врагом народа».
Мой прадед Сапогов Григорий Иванович — революционер — был послан в тюрьму и расстрелян как «враг народа». Никто об этом в семье не говорил, кроме деда.
Не могу согласиться с теми взрослыми, которые говорят: «Тебе еще рано этим заниматься. Будешь старше, тогда». А кто вообще может определить, когда рано или когда поздно? Я слышу аргумент — не нужно разрешать детям во всем этом копаться. Может быть, нам не всегда понятны многие процессы, происходившие в нашей стране, но пропустить через себя судьбы людей, разглядеть, где справедливость и несправедливость — мы в состоянии.
Михаил Савчук, г. Астрахань, школа № 55,10 класс.
Спрашиваю: «А вы знаете того человека, который донос на отца вашего написал?»
«Он сам к нам приходил и просил прощения. Его заставили это сделать. Он капитан с завода Ленина. Ему пригрозили, что детей арестуют, он и написал. Мы его не виним, ведь каждый за свою семью переживал. А людей ломали страшно. Он не выдержал.
Мама так замуж и не вышла. Все ждала отца».
Александра Клапиюк, Татьяна Родионова, Мария Шнякова, Архангельская обл., г. Котлас, школа № 17, 9 класс.
