Знание-сила, 2006 № 10 (952) - [44]
Улица, ведущая к Condensa DF, похожа на аллею посреди мегаполиса Мехико Сити. Отель носит имя квартала, в котором он расположен, — зто развивающаяся часть города, полная людей, любящих культуру и солнце в равной степени. Condensa означает "графиня", но настолько аристократично отель не выглядит: дизайнер Джонатан Морр преобразил дом постройки 1920-х годов в гостиницу с 40 номерами, которая скорее похожа на европейскую, нежели на латиноамериканскую. "Примером для обстановки номеров послужили монашеские кельи, — объясняет Морр. — Чтобы обрести покой, не нужно ничего, кроме стола, стула, кровати и ночника".
На людей посмотреть и себя показать: через огромные окна ресторана Whitewater гостю открывается фантастический вид на пляж и океан. Кто хочет насладиться этим пейзажем, должен выехать из Сиднея в северном направлении и взять курс на полуостров Мзнли. А чтобы при созерцании волн вас ничто не отвлекало, интерьер ресторана выдержан в нейтральном белом цвете. Шеф-повар специализируется на местной кухне с примесью азиатских мотивов. Разве не интересно узнать, что вкуснее — блюдо или живописный вид?
В переулке квартала Марэ открылся необычный отель: французскому модельеру Кристиану Лакруа доверили украсить весь дом — старую пекарню, в которой еще Виктор Гюго покупал хлеб. Лакруа нарядил каждую комнату по-разному: в одном номере висят гардины из велюра, в другом — повсюду разложены меховые подушки. В баре гостя пленит смесь из деревенской стойки и ярких кресел.
Лучше всего подъезжать к Gresham Palace вечером по цепному мосту через Дунай. В это время суток здание освещается праздничными огнями. 90 миллионов евро было потрачено, чтобы превратить здание, построенное в 1906 году, в гостиницу с 179 номерами. Для этого была задействована небольшая армия мастеров, которые использовали те же материалы, что и сто лет назад: позолоченная мозаика башен, например, состоит из венецианских камешков. В кафе можно отведать деликатесный паштет из гусиной печенки и почувствовать себя современником императоров и королей.
В Таллине можно вернуться назад в Средневековье: с XIV века и по сей день старая часть города едва ли поменяла свой облик. Три дома отеля Three Sisters также кажутся перенесенными из незапамятных времен. Но архитектор Мартинус Шуурманн постарался, чтобы все 23 номера в отеле соответствовали нынешним стандартам. Но здесь остались потайные лестницы, а некоторые коридоры освещаются свечами.
Наталья Конрадова
Ни живой, ни мертвый
Всего через две недели после Октябрьского переворота состоялось торжественное захоронение нескольких сотен большевиков около Кремлевской стены — по новому, революционному ритуалу. Еще не вышел декрет об "экспроприации собственности капиталистов", еще не были решены вопросы управления производством, еще не было, не было ... Но гораздо важнее оказалось создание новой знаковой системы, и проблемы "бытия" в узловой момент строительства советского государства были полностью вытеснены проблемами "сознания". Уже через пол года был готов "план монументальной пропаганды", который определил ход дальнейшего развития социалистического монументального искусства.
Советская власть и в последующие годы весьма оперативно выпускала законодательные документы, касающиеся исторических памятников. Так, через три недели после начала Великой Отечественной войны вышло обращение "Ко всем работникам музеев", где ставилась задача сбора и "музеефикации" фронтовых предметов. Потенциал пропаганды и важность культурной политики хорошо осознавались властью, а представление об истории, которую необходимо сохранить "благодарным потомкам" в назидание, обладало совершенной определенностью — она выстраивалась вокруг положительного (трудового, революционного) и отрицательного (эксплуататорского, буржуазного) полюсов.
Исторические события приобретают ценность (следовательно, существуют) только в плоскости современности. А современность пока так и не решила глобальный вопрос исторической идентичности: после распада государства в начале 1990-х не возникло нового, такого же простого и лаконичного, как прежде, понимания смысла истории. А потому не возникло альтернативного определения исторического памятника, и единственное определение звучит сегодня так: "объект, важный с точки зрения истории". Однако история — не субъект, и у нее нет никакой "точки зрения". Кто тогда определяет "важность"? Существует научное сообщество, но и оно не может сегодня выработать однозначных критериев. Этот факт отсутствия работающего юридического определения, очевидно, не случаен.
Призванный утверждать и распространять память о событии, исторический памятник представляет не само событие, но его образ, а потому функционирует сразу в двух временах: времени события и времени мемориальной деятельности. А если происходят глобальные исторические сдвиги и меняется вся система культуры, как это было на рубеже 90-х, то появляется и третье измерение — время восприятия памятника. Собственно "историчность" памятника составляет сопряжение этих разных измерений, игра возможных смыслов, которые сменяют или дополняют друг друга в разные периоды. Но именно третье измерение оказывается особенно важным, если речь идет о военных памятниках, поскольку война была центральным событием советской истории, и вокруг памяти о ней формировалась национальная идентичность. Советское "мы" означало "те, кто победил в войну", и эта "наша" особенность подкреплялась культурной оппозицией Западу времен холодной войны ("мы" спасли "их" — утверждала советская идеология). Сегодня тех "нас" больше не существует, но памятники, созданные из прочных материалов специально для "увековечивания", по-прежнему на своих местах. Вопрос в том, какой смысл они транслируют сегодня?
