Знание-сила, 1999 № 11-12 (869,870) - [30]
Великорусе Олонецкой губернии. Раскольничий поп.
Все изображения воспроизводятся по томам издания «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества».
Итак, в физическом облике восточных славян проступают черты, присущие финно-уграм, балтам и ираноязычным группам, населявшим Восточную Европу до прихода славян. Это подтверждается и данными геногеографии. Она же, кроме того, свидетельствует, что в генофонде современной Восточной Европы сохранились гены давних палеоплемен, бывших когда-то аборигенами здешних мест. Так что генетическая неоднородность, которая, в конце концов, сказывается и в различном проявлении того или иного антропологического признака, имеет очень давнюю историю.
Если сопоставлять восточно-славянские народы по комплексу физических признаков, то, по мнению Т. Алексеевой, русские и украинцы в целом могут быть противопоставлены друг другу. Русские более длинноголовы, узколицы, светлоглазы, часто обладают светлыми волосами и тяготеют к североевропеоидному типу. Украинцы более круглоголовы, широколицы, имеют темную пигментацию глаз и волос и тяготеют к южноевропеоидному типу. Белорусы же при подобном сопоставлении оказываются либо среди русских групп, либо на границе контакта между русскими и украинцами.
И в заключение вопрос, на который, как показывает наша подборка, нет ответа. Во всех тех процессах, о которых я здесь рассказывал, – сложении типических черт славянского антропологического облика, сложении славянской общности, взаимодействии славянских племен с иноплеменниками на новых местах проживания, установлении кровнородственных связей с ними, дальнейших изменениях типических черт племен и народностей, – во всем этом видную, а порой и ведущую роль играют гены.
Но вот как действует этот генетический механизм и через отдельных людей, их родственников, их близкое и дальнее окружение на антропологические черты этносов и народов, это пока еще загадка.
Работа эта ведется, и о ее основательных для историка и антрополога результатах в сборнике "Восточные славяне" рассказывается в статье группы исследователей из Института общей генетики РАН.
Елена Мирская
Наука сегодня
Современная ситуация в российской науке – яркий феномен переходного периода. Жесточайший экономический и финансовый кризис, резкое сокращение государственных ассигнований, бедственное положение большинства ученых. И все же до сих пор сохранилась созданная ранее система фундаментальных исследований. Наши ученые выступают на международных конференциях и публикуются в самых авторитетных в мире научных журналах даже активнее, чем прежде.
Как ученые оценивают качество собственных работ по сравнению со «средним международным уровнем».
Часть ученых ушла из науки в другие сферы деятельности, некоторые уехали за границу. Но слухи о сотнях тысяч российских специалистов, «утекших» за рубеж, сильно (раз в со рок-шестьдесят!) преувеличены, подавляющее большинство академической публики остались на месте и продолжают работать.
О реальной ситуации ученых-исследователей, главных действующих лицах фундаментальной науки, известно очень мало. Поскольку статьи на эту тему обычно подчинены «сверхзадаче» выбить финансирование, они акцентируют или огромный интеллектуальный потенциал нашей науки, или его надвигающуюся гибель. Но что происходит с этим потенциалом на самом деле? Противостоять мифам можно, только опираясь на систематические социологические исследования. Сектор социологии науки Института истории естествознания и техники РАН ведет такие исследования с начала девяностых годов.
Как оценивают ученые исследовательскую ситуацию в российской науке?
Свыше 80% считают, что исследования находятся на критическом рубеже. Интересно: так оцениваются дела только во всей Академии наук в целом; в своей собственной научной области – 30% опрошенных считают ситуацию удовлетворительной, а в своем подразделении – 53%. То есть оценки повышаются по мере приближения к собственной персоне ученого.
В 1994 году более трех четвертей - 77% опрошенных (повторимся: лучших ученых) считали свои результаты не ниже среднего международного уровня, и это в общем близко к действительности. Увы, с течением времени такая самооценка непрерывно снижалась: в 1996 году о подобном качестве своих работ заявили уже 73%, а в 1998 – только 62% ученых. Неуклонно сокращалась также доля тех, кто считает качество своих работ выше среднего международного уровня: в 1992 году таких было 23%, то в 1998 году- только 8%.
Настроение у большинства ученых плохое, да и трудно ожидать иного при нынешней экономической ситуации. И все же уровень пессимизма совсем не так высок, как можно было бы ожидать. Отвечая на вопрос; что удерживает их сейчас в науке, в 1998 году большинство (53 процента) назвали реальную возможность продолжать исследования, а нежелание изменить свою жизненную ориентацию, бывшее основным мотивом в 1994 году, отошло на второе место (44 процента); примерно столько же (43 процента) надеются на улучшение ситуации в науке (против 19 процентов в 1994 году и 36 процентов в 1996 году). Абсолютное большинство ученых не мыслят себя вне науки.
