Для меня он особо открылся после того, как однажды – «перестройка» в ту пору еще усердно занималась «возвращением забытых имен» – в мои руки пришел том избранных сочинений Платонова. В книге была воспроизведена одна из ранних заметок писателя «Слышные шаги (Революция и математика)». Эта публикация, взятая из газеты «Воронежская коммуна» от 18 января 1921 года, привлекла тем, что она затрагивала ни много ни мало… формулу Минковского, которая связывает воедино пространство и время, и толковала ее значение для коммунизма, будущего «царства сознания, мира мысли и торжествующей науки». Правда, нужно заметить, Герман Минковский никогда не писал именно того уравнения, над которым размышлял пытливый воронежский корреспондент, и только с немалыми оговорками профессиональный физик мог бы признать в платоновском изложении классический инвариант лоренцевых преобразований, который возникает в специальной теории относительности и как раз Минковским был исследован.
Но это не главное. Удивил же меня совсем не тот факт, что в голодной и угнетаемой разрухой России кому-то было дело до «мировых проблем» и что сей кто-то есть простой рабочий из паровозоремонтных мастерских провинциального города. Как известно, пафос революции мощно (поначалу) всколыхнул ищущую мысль самых, как говорится, широких масс.
Поразило совпадение, которое сразу пришло на ум: именно в ту пору, но только не в Воронеже, а в Москве или около нее, но тоже в России (своеобразное совпадение в четырехмерном пространстве-времени Минковского!) над глобальными мировоззренческими следствиями теории относительности размышляли и другие люди. Это были Павел Флоренский и Алексей Лосев, эрудиты и мыслители высшей категории, составившие, как нынче справедливо считается, славу отечественной науки.
Теория относительности вдохновляла их на столь же страстные обобщения, что и Платонова, но вот взоры их были обращены не в коммунистическое будущее, а в христианское, и даже более раннее прошлое – в Средние века у Флоренского (читаем «Мнимости в геометрии» 1922 года), в эпоху античного неоплатонизма у Лосева (имею в виду книгу «Античный космос и современная наука», вышедшую в 1927 году, но писавшуюся в начале двадцатых). Ну что >к, разница вполне понятна. Воинствующий атеист и певец технического прогресса Андрей Платонов читал в теории относительности свои излюбленные мысли, и совсем другие, но тоже свои – глубоко верующие люди, хорошо знавшие к тому же красную цену плодам этой железной, бездуховной поступи века. Поразительно, что отправная точка, что избранный предмет их историософских обобщений оказался столь редкостным и столь общим.
И это еще не все. В заключительных строках своей заметки Платонов пообещал «в один из близких дней» заняться другим весьма диковинным и столь же неожиданным, как теория относительности, вопросом. Это – теорема Кантора. Надо же! Но ведь именно канторовская теория множеств и ее опять-таки большие мировоззренческие следствия тоже занимали уже упомянутых русских ученых, причем снова нужно говорить о совпадении во времени и, кстати, серьезном расхождении в оценках. Но почему, скажите мне, по какому наитию Платонов стал вслушиваться в таинственный шепот именно этих малопонятных и отвлеченных «теорем» и «формул»?! Что подсказывало этот безошибочный выбор? Только гениальное чутье и природная, от рождения дарованная открытость миру, только первозданная жажда познать устройство «вещества существования» (берем термин одного из платоновских героев), напрашивается ответ.
Чтобы прочесть вторую обещанную Платоновым заметку, естественно было обратиться в известное газетохранилище Российской государственной библиотеки. Больше и представительнее собрания у нас нет. Увы, здесь подстерегало разочарование. 6 подшивках «Воронежской коммуны» не оказалось весьма многих номеров, да и вид сохранившихся газет вызывал по меньшей мере сострадание: ветхие листы, отвратительный и местами почти не читаемый шрифт, ноздреватая грубая бумага подчас фантастических цветов вплоть до ядовито-лилового. Чудо, что хоть что-то сохранили, невольно подумалось, глядя на зримые свидетельства того, что такое подлинная разруха…
Удача пришла несколько лет спустя, когда абсолютно полный комплект газеты сыскался в библиотеке Центрального государственного архива РФ. Оказывается, вторая заметка «О теореме Кантора» вышла в «Воронежской коммуне» на следующий день после первой, именно 19 января 1921 года, а называется она «Истина, сделанная из лжи». Да, именно парадоксальность некоторых выводов канторовской теории (речь идет о проблеме счетности бесконечных множеств) привлекла Платонова, неистового дифирамбиста разуму. Теперь современный читатель может прочесть и оценить сразу обе заметки, а заодно и прикинуть для себя, насколько приблизились мы с тех пор к земному, по Платонову, раю. И еще попытаться вообразить, многим ли сегодня греют душу загадки мироздания и грядущие шансы разрешения таковых.
Андрей Платонов
