Знание-сила, 1998 № 05 (851) - [2]

Мне вспоминается подборка сердитых писем американских ученых, резко возражающих против финансовой помощи российской науке, опубликованная в солидном журнале. Их доводы сводились к одному: российские ученые — баловни судьбы, они получают деньги за занятия своим любимым делом — наукой. На Западе все обстоит совсем не так. Большинство ученых там половину своего рабочего времени преподают в университетах и именно этим зарабатывают на жизнь. Половину времени от оставшейся половины они ищут гранты и другие источники финансирования своей научной деятельности. И лишь после многих трудов и мучений патриоты науки получают возможность спокойно поработать.

Рисунок Рича Грота

Поэтому привилегированное положение российских ученых, получающих всю жизнь стабильную, хоть и мизерную, заработную плату и отрывающих кровные доллары от бюджета США, естественно, раздражало американцев. Во всех странах мира члены академии платят собственные деньги за право быть в ее составе, участвовать в заседаниях, общаться с себе подобными экспертами, и только у нас за все то же самое академики получают огромные, по российским меркам, вознаграждения. Не потому ли академии и академики множатся у нас, как грибы после дождя?

Я помню удивление канадских коллег, когда во время своей первой зарубежной поездки поведал им, что у меня пожизненный контракт с моим институтом. С восхищением глядя на меня, они заметили, что у них этой редкой чести удостаиваются единицы самых выдающихся, да и то — ближе к закату карьеры. А в нашей науке у всех был подобный контракт — зарплата шла практически независимо ни от чего. Среди российских ученых была очень популярна шутка, что «мы занимаемся удовлетворением собственного любопытства за государственный счет». Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки...

Все это достаточно известные рассуждения, но мне они вспомнились совсем недавно вот по какому поводу. После перерыва, вызванного рождением ребенка, одна из моих бывших коллег по работе попала в Московский университет. Как молодого сотрудника, ее назначили куратором организуемой группы и велели эту группу набирать. Будучи человеком добросовестным, она стала честно придумывать аргументы для студентов, призывающие их выбрать своим путем в жизни науку. Дело кончилось тем, что она сформулировала свои воззвания в нескольких фразах; «Ребята, наука — это самое прекрасное хобби, какое только есть на свете. Вы должны понимать, что на жизнь ею не заработаешь, но удовольствие от научного творчества — ни с чем не сравнимо».

Такие призывы вызвали протест кое у кого из сотрудников кафедры. «Это дело нашей жизни! Мы искренне считаем, что достигли в нем определенного уровня профессионализма и вправе требовать разумного вознаграждения за свой труд. Назвать его «хобби» — значит оскорбить всех нас и российскую науку», — вот сокращенное изложение их обид.

Кураторша откровенно расстроилась, поскольку совсем не хотела никого обижать. Мы стали с ней думать, кто же неправ, и после еще более долгих и жарких споров все же пришли к выводу, что правы мы, и наука должна быть «хобби». Надо найти способ зарабатывать, к примеру, тем же преподаванием, а в свободное время — творить. Тогда это будет бескорыстно, и ученые будут трудиться исключительно ради научного результата.

Я считаю, что немалая доля несчастий российской науки обусловлена тем, что она была «за зарплату». Конечно, были исключения, и многие засиживались за полночь из интереса, но таких были единицы. Большинство-то «трубили» за зарубежные командировки, за диссертации, за продвижение по службе, за просто потому, что ничего другого делать не умели. Но из науки постепенно улетучивался дух творчества, любопытства и исследования. Недаром порой звучали предложения от самих же ученых о резком сокращении им зарплаты, дабы в науке остались лишь те, кто готов голодать, но заниматься любимым делом.

И как только настали трудные дни, абсолютно не привыкшие бороться за существование научные сотрудники стали вымирать. Будто здоровых, но приученных передвигаться на костылях людей лишили привычных подпорок — как теперь самим-то ходить? Практически ни у кого не возникла мысль искать и зарабатывать деньги. Их выпрашивают, вымаливают у зарубежных фондов, у министерства науки, у местной администрации. Их добывают, сдавая помещения научно-исследовательских институтов разнообразным фирмам, продавая дорогостоящие материалы и оборудование и прочее, прочее, прочее... Все это порочный путь, цель которого не возрождение науки, а выживание под ее обломками.

Наша наука прозябает, и, по-моему, надо срочно перенимать то, что уже давным-давно придумано. Первое — развивать университетскую науку. Для участия в ней есть сотни молодых «бесплатных» голов. В сочетании с мудростью профессоров они смогут хорошо работать.

Второе -- становление прикладной науки на фирмах и предприятиях. Японцы давно уже решили сконцентрировать основные научные направления в относительно небольших проблемных лабораториях промышленных компаний. Связь с практикой дает исследованиям четкую цель и возможности быстрого и эффективного применения результатов на практике. А для многих ученых это способ самореализации.