Знание-сила, 1998 № 03 (849) - [23]
Сговорившись на том, что левая часть мозга командует такими «истинно человеческими» функциями, как артикулированная речь, логический интеллект и действия изготовляющей орудия правой руки, популяризаторы теории Брока столь же единодушно отнесли на долю правой половины мозга заведование смутными эмоциями, пассивным сном, бессознательными и инстинктивными процессами, криминальными наклонностями и просто безумием. Правое полушарие переняло все те функции, которыми прежде наделялась «задняя часть» мозга, а проще говоря — все, связанное с «темным», злым, «больным» или безумным. Поведение больных с поврежденным левым полушарием, которые в ужасе смотрели на свои произвольно дергающиеся конечности или прислушивались к «голосам», звучавшим в их ушах, только подтверждало такое разделение. Те же французы не преминули тотчас объявить левое полушарие «мужским», а правое «женским». Многие популяризаторы стали утверждать, что такие «женские особенности», как склонность к подчинению, комплекс интеллектуальной неполноценности и общая эмоциональная неустойчивость, обусловлены переразвитием у женщин правого полушария.
Американские авторы пошли еще дальше, и сегодня в книге «Полномозговое мышление» можно встретить высказываемые на полном серьезе утверждения, будто «американские индейцы, негры и испаноязычные характеризуются, как правило, правомозговыми моральными ценностями», а «в речи низших социоэкономических классов обнаруживается больше ритмических и образных элементов, присущих правому полушарию». Сперри и его сотрудники и последователи нисколько не повинны в том, что их открытия легли на столь густо унавоженную почву. Эти ученые всего только стремились поглубже исследовать реальные свойства обоих мозговых полушарий, объективное распределение функций между ними и общие законы деятельности мозга. Более того, как пишет Венди Хеллер, их открытия отнюдь не сводятся к однозначному разделению правого и левого полушарий: установлено, что правое полушарие способно на многие функции, которые обычно приписываются левому (оно может распознавать предметы, обладает рудиментарной способностью к речи, участвует в процессе чтения и понимания прочитанного и так далее), а кроме того, обычно действует согласованно с левым, дополняя и обогащая его работу.
Коллаж А. Добрицына
Тем не менее достаточно было исследователям намекнуть, что правое полушарие более способно к пространственному восприятию, интуитивному схватыванию общего абриса, продуцированию образов и тому подобным действиям, как законодатели моды тут же объявили, что открыто вместилище творчества и интуиции. Даже это, говорит Хеллер, не соответствует действительности и является всего лишь ее вульгарным упрощением. Больные с поврежденным правым полушарием рисуют ничуть не хуже и не менее выразительно, чем нормальные люди. Но врожденная склонность располагать все наши понятия парами и оппозициями, обязательно противопоставляя, к примеру, левое и правое, верхнее и нижнее, переднее и заднее, светлое и темное, логическое и интуитивное, интеллект и творчество, эта склонность берет свое, и вот уже «правый мозг» входит в моду, вот он уже становится бешено популярным, вот уже о нем пишутся книги и статьи, вот уже раздаются призывы «восстановить его в правах».
Во всей этой шумихе вокруг «правого мозга» наверняка отразилось свойственное нашей эпохе разочарование в интеллекте и поворот ко всему интуитивному, подсознательному, неосознанно творческому с мистическими корнями и обертонами. Нынешняя истерическая мода на «правый мозг» — одно из проявлений духа нашего времени. Но, по мнению Анны Харингтон, здесь обнаруживается и нечто большее. Когда-то Жак Деррида писал о «неустойчивости» основных понятий западной метафизики. Хотя все ее излюбленные «бинарные оппозиции», все эти левое-правое, верхнее-нижнее, мужское-женское и так далее кажутся как раз отражением симметрии и выражением равновесия, в действительности в них всегда предполагается некая скрытая иерархия: мы просто затрудняемся помыслить какую-либо пару, не приписав (пусть неосознанно) одному ее элементу более важную роль, чем другому. Поэтому наше коллективное мышление, получающее воплощение в тенденциях интеллектуальной моды, непрерывно колеблется. С момента открытия асимметрии мозга мы были попросту обречены на приписывание главенства либо левому, либо правому полушарию.
Сам же выбор диктовался господствующими тенденциями культуры; в рациональном и позитивистском XIX веке неизбежным оказалось превознесение «вместилища интеллекта»; в нашем увлеченном всем подсознательным веке настало время моды на «хранилище творческого инстинкта». Откуда уже рукой подать до «правомозгового», «истинно творческого» секса.
Наша собственная склонность к мышлению в дуальных оппозициях играет с нами дурные шутки: закрепляясь в культурных стереотипах, она дает обществу возможность исподволь навязывать нам свои моральные, социальные и даже сексуальные предпочтения — под видом норм, подкрепленных «авторитетом науки». Только действительность намного сложнее, чем это рисует соблазнительное своей простотой и всеобщностью противопоставление правого и левого полушарий. •
