Знамя жизни - [17]
— А главное — и за границей будьте самим собой.
— Да мне и Нецветова так наказывала, а галстук всё ж таки повязала…
— Так вот оно кто так неумело повязал галстук, — со смехом говорил Кондратьев. — Женщина, секретарь райкома, а галстук завязать не умеет!
— Торопилась, чтобы я не опоздал… Кто ж ещё от нас едет?
— Самойлова Марина Николаевна — из Журавского района.
— Знаю, женщина серьёзная, общительная… Теперь же мы с журавцами соревнуемся — кто кого. Это, видать, Сергей Тимофеевич захотел нас обогнать.
— И как думаете — журавцы обгонят?
Старик молчал, мял в кулаке бородку, закрыл глаза.
— Ездили мы делегацией в Журавку, — сказал он, не открывая глаза, — дело это закрепили на сессии… Всё у нас шло чин по чину, речи, вопросы и всё такое. А тут Тимофей Ильич Тутаринов, — мы его с делегацией не брали, он как раз гостил у сына и пришёл на собрание; да, берёт Тимофей Ильич слово и всю обедню нам испортил. Стыдить при всём народе начал, в зазнайстве обвинял, хвастунами назвал… Беда!
— А может, в словах старика Тутаринова и есть какая-нибудь доля правды? — спросил Кондратьев. — Как по-вашему, Стефан Петрович?
— Да какие ж мы хвастуны, какие мы зазнайки? Я тебе, Николай Петрович, скажу, что была у меня думка помочь журавцам.
— Чем же?
— Саженцами. У журавцев на очереди сады, а у нас — свой питомник. Ты бы посмотрел, какие у нас сливы, а какие яблоньки растут… Мичуринские! — Рагулин приоткрыл штору, посмотрел, высоко ли солнце. — После той сессии наша делегация поехала по району. Есть, конечно, и у них приличные колхозы. К примеру, Яресько, мужчина моих лет. Так мы с ним особо подписали договор… Да, так значит, ездили, смотрели те земли, что отведены у них под сады, и тогда я подумал: снарядить бы по весне возов пять молодых деревцев…
— Так за чем же стоит дело?
— Да за тем же старым Тутариновым. Наговорил на нас лишнее, а журавцы могут подумать, что мы грехи свои замазываем. — Старик помял в пальцах кончик галстука. — А тут ещё, Николай Петрович, беда в том, что по Журавке пошёл слух, будто я сильно скупой… Конечно, отрицать нельзя, в моей натуре это имеется, добром колхозным не сорю… Но тут весь интерес в садах. Люди разводят их там, где раньше и деревцо не росло — дело стоющее. Можно пойти на риск! Только после той речи Тимофея Ильича как бы это…
— А вы с Самойловой об этом и договоритесь во время заграничной поездки. Время для личных бесед у вас будет.
— Я сам об этом подумал, а всё же боязно: начну разговор, а она скажет, что журавцы в помощи не нуждаются…
— А вы не сразу, а с подходом.
— Постарел я, Николай Петрович, для подходов. — Старик усмехнулся в кулак. — Когда был молодым — то подхаживал…
— И успешно? — в тон ему спросил Кондратьев.
— Всяко бывало.
— Ну, что ж, я думаю о садах вы договоритесь, — сказал Кондратьев, желая снова говорить о деле, — Боюсь, Стефан Петрович, обгонят вас журавцы по технике. У них там один Иван Афанасьевич Книга чего стоит.
— Знаю Книгу, и речь его слыхал… Говорун!
— Мастер оседлать любую машину, и она у него идёт — только держись.
— А у нас тоже есть техники, может, похлеще Книги.
— На днях мы собираем краевой актив, обсудим вопрос о введении комплексной механизации, — Кондратьев взял со стола располневшую кожаную папку. — Вам на собрании актива побывать не придётся — помешает поездка к румынам. Так я вас познакомлю хотя бы в общих чертах. — Он раскрыл на коленях папку и стал листать какие-то бумаги. — В течение первых двух лет государство даёт машинно-тракторным станциям края различных видов механизмов и машин более ста пятидесяти названий. В общей сложности край получит за эти два года более семидесяти тысяч машин и сельскохозяйственных орудий. В том числе тракторов — этой «тяжёлой артиллерии» — тысячи штук, да к ним столько же плугов — и пятикорпусных, и болотно-кустарниковых, и плантажных, и выкопочных, и виноградных. Одних только борон зубьевых и дисковых — 28 160 штук; лущильников и тракторных культиваторов — 4 500; кукурузных комбайнов — 1 500 штук; свекловичных комбайнов — 240; шахматно-гнездовых сеялок — 1 550 штук. Вы, Стефан Петрович, природный хлебороб, и вы понимаете, какая сила стоит за этими цифрами… Я уже не говорю о таких механизмах, как электрические зерноочистительные машины, подборщики и копнители, погрузочные элеваторы и многие другие.
— Или вот, обратите внимание… Для продажи колхозам выделяется 27 000 автопоилок и автодоилок; 2 200 веялок-сортировок, 1 500 корне-клубнемоек…
— Да, дело это для хлеборобства сильно выгодное, — задумчиво проговорил Рагулин. — Нынче нам без машин, как без рук…
Конец публикации
Мыслями о зажиточной, культурной жизни колхозников, о путях, которыми достигается счастье человека, проникнут весь роман С. Бабаевского. В борьбе за осуществление проекта раскрываются характеры и выясняются различные точки зрения на человеческое счастье в условиях нашего общества. В этом — основной конфликт романа.Так, старший сын Ивана Лукича Григорий и бригадир Лысаков находят счастье в обогащении и индивидуальном строительстве. Вот почему Иван-младший выступает против отца, брата и тех колхозников, которые заражены собственническими интересами.
У каждого писателя, то ли в Сибири, то ли на Украине, на Волге или Смоленщине, есть свой близкий сердцу родимый край. Не случайна поэтому творческая привязанность Семена Бабаевского к станицам и людям Кубани, ибо здесь и есть начало всему, что уже сделано и что еще предстоит сделать. И мы признательны писателю за то, что он берет нас с собой в путешествие и показывает свой родной край, бурную реку Кубань и хороших людей, населяющих ее берега.Л. ВЛАСЕНКО.
Новый роман известного советского писателя Семена Бабаевского посвящен жизни послевоенной деревни на Ставропольщине. В романе переплетаются две сюжетные линии: одна — лирическая, другая — производственная. Повествование ведется от лица журналиста Михаила Чазова, работающего в одной из московских газет. Уроженец хутора Привольного, он приезжает в родные края и видит не только внешние перемены, но и глубокие внутренние конфликты, острые столкновения нового со старым.
Удостоенный Государственной премии роман «Свет над землей» продолжает повествование о Сергее Тутаринове и его земляках, начатое автором в романе «Кавалер Золотой Звезды». Писатель рассказывает о трудовых подвигах кубанцев, восстанавливающих разрушенное войной сельское хозяйство.
Повесть «Сестры» посвящена возрождению колхозной жизни в одной из кубанских станиц сразу же после изгнания фашистских оккупантов, когда вся тяжесть страды деревенской лежала на плечах женщин и подростков.В романе «Кавалер Золотой Звезды» дана картина восстановления разрушенного войной хозяйства в деревне после победного завершения войны.
В том вошли: роман «Родимый край», где воссозданы картины далекого прошлого, настоящего и будущего Кубани, и роман «Современники», посвященный сегодняшним насущным проблемам колхозного кубанского села.Романы роднит не только место действия, но и единство темы — любовь к родной земле и советский патриотизм.
Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.