Знамя жизни - [16]
На сердце у старика лежала невысказанная обида. Сгибая костлявую спину, он так задумался, что не видел и не слышал, как на мосту остановилась ещё одна «Победа» и из-за руля встал Сергей, оправляя на смятой гимнастёрке пояс. Сергей остановил машину, ибо ещё издали увидел и отца, и сыновей, а дети сразу же узнали его и с криком, взмахивая ручонками, смеясь и разговаривая, побежали ему навстречу…
Сергей сел у воды, рядом с отцом, на мягкий настил сухой травы. Дети тянулись к нему, ласкаясь, а он сжимал их коленями, видел радостные, посмуглевшие лица, чёрные и быстрые, как у Ирины, глаза. Ему казалось, что лица их не только покрылись загаром, а стали несхожими — у Ильи лицо было как бы более круглым… «О, да вы уже разные, а вырастете и совсем не будете похожи один на другого», — обрадованно подумал Сергей.
— Папа, а мы нору видели.
— И не нору, а дырку.
— А кузнечик и без ноги запружинивает.
— Ой, ещё как! Если б ты видел!
— А какую мы рыбу наудили!
— И нет, она на крючки сама нанизалась.
— И вы рыбачили? — спросил Сергей, и тут ему опять показалось, что лицо Илюши ничуть неотличимо от лица Тимоши.
— Дедушка не даёт.
— Говорил, сил нету вытащивать…
— Сынок, правильно — вытаскивать, — поправил Сергей.
— А рыба она сильная.
— Папа, там головень…
Тимоша побежал к ведру и принёс его, расплескав воду.
Сергей поймал в ведре холодного, упругого, но уже присмиревшего головня и сказал:
— По тупому рылу вижу — наш, кубанец… Вечером мы тебя на сковородку…
— Ну, сыну, сказывай, как твои дела? — озабоченно спросил Тимофей Ильич, — Как там Николай Петрович?
— Привет вам передал.
— Спасибо… А насчёт машин? Обещал подсобить?
— Всё, батя, обернулось вовсе не так, как мы планировали.
— А как же? В худшую сторону?
Сергей снял с Илюши шапочку и, перебирая пальцами мягкие тёмные волосы, опять видел лицо мальчика круглым, не таким, как у брата Тимофея.
— Есть, батя, важное решение.
— О чём?
— О том, батя, чтобы идею нашего Ивана Книги — о комплексной механизации — применить всюду. Понимаете, по всему краю…
— А как же машины? Будут?
— И не только у нас, а и у рощенцев, и вообще во всех районах.
— Важная новость, сынок. — Тимофей Ильич задумался, опершись на удилища.
— Хотите, батя, подвезу, да и сыны мои что-то присмирели. Пора домой, — предложил Сергей.
В машине Сергей усадил мальчиков рядом с собой, а шофёр и Тимофей Ильич уселись сзади.
— Батя, рощенцы здесь не проезжали? — спросил Сергей, притормаживая машину и выезжая с моста.
— Как же — были! — старик расправил усы, усмехнулся. — На трёх машинах промчались, с флагом. И меня звали в свою весёлую делегацию.
— И вы согласились?
— Можно было бы и согласиться, а только казаки наши лишнее о себе думают — вот что я не одобряю. — Тимофей Ильич наклонился к Сергею. — Слышишь, сынок, грозятся победить журавцев… Так ты, сыну, постарайся, людей своих подымай… Покажите хвастунам, какие люди живут в этих степях.
— Дайте, батя, срок — покажем!
— А особенно следует пристыдить Савву — такой хвастун… Я — не я, шишка! Да ещё, видать, подвыпил для шика…
— Да какой же он мой?
Сергей смеялся, а машина уже въезжала в Журавку, и сюда, на окраину села, доносились ревущие звуки оркестра.
— Поторапливай, Сергей, — сказал Тимофей Ильич, — как раз угодим на торжество.
* * *
У высоких окон со светлыми шёлковыми шторами сидели на диване Николай Петрович Кондратьев и Стефан Петрович Рагулин. Старик был в новом тёмно-синем костюме, рубашка с отложным воротником, галстук серенький повязан неумело.
По совету Кондратьева Рагулин только что побывал у парикмахера — по кабинету ещё струился терпкий запах дешёвого одеколона. Щёки были гладко выбриты и слегка припудрены, усы, бородка ловко подстрижены — от этого казалось, и морщины у глаз заметно разошлись, разгладились, и лицо выглядело не по годам моложаво…
— Стефан Петрович, — говорил Кондратьев и с улыбкой смотрел на галстук Рагулина, — и кто вам так повязал эту штуку?
— Одна женщина, — неохотно ответил Рагулин.
— Наверно, жена?
— Да нет… — одна женщина — и всё.
То-то и видно, что не мужчина. Давайте перевяжу. — И Кондратьев начал перевязывать галстук не спеша и со знанием дела. — Тут важно, чтобы конец лёг вот сюда и чтобы узел был небольшой и плотный… А почему это вы грудь не украсили наградами? Едете-то за границу. Пусть там люди без лишних слов и без переводчиков знают, кто такой Рагулин из Усть-Невинской.
— Награды в чемодане. — Стефан Петрович низко наклонил голову, коротким косым взглядом осмотрел галстук. — Так значит, к румынам поеду? Меня, Николай Петрович, одна думка беспокоит…
— Какая?
— Галстук — тоже, конечно, вещь нужная. — Старик помолчал, погладил куцую бородку, усы. — А всё ж таки важнее всего, каким таким манером себя там держать? Научи, Николай Петрович, проинструктируй… Насчёт того, как это его… приличному обхождению.
— Обхождение должно быть простое, человеческое, — сказал Кондратьев. — Пусть вас, Стефан Петрович, беспокоит не обхождение, а желание помочь румынским крестьянам строить коллективую жизнь. Советы и подсказки такого опытного в этом деле человека, как вы, им будут очень полезны.
— Посоветовать сможем. И подсказать не поскупимся.
Мыслями о зажиточной, культурной жизни колхозников, о путях, которыми достигается счастье человека, проникнут весь роман С. Бабаевского. В борьбе за осуществление проекта раскрываются характеры и выясняются различные точки зрения на человеческое счастье в условиях нашего общества. В этом — основной конфликт романа.Так, старший сын Ивана Лукича Григорий и бригадир Лысаков находят счастье в обогащении и индивидуальном строительстве. Вот почему Иван-младший выступает против отца, брата и тех колхозников, которые заражены собственническими интересами.
У каждого писателя, то ли в Сибири, то ли на Украине, на Волге или Смоленщине, есть свой близкий сердцу родимый край. Не случайна поэтому творческая привязанность Семена Бабаевского к станицам и людям Кубани, ибо здесь и есть начало всему, что уже сделано и что еще предстоит сделать. И мы признательны писателю за то, что он берет нас с собой в путешествие и показывает свой родной край, бурную реку Кубань и хороших людей, населяющих ее берега.Л. ВЛАСЕНКО.
Новый роман известного советского писателя Семена Бабаевского посвящен жизни послевоенной деревни на Ставропольщине. В романе переплетаются две сюжетные линии: одна — лирическая, другая — производственная. Повествование ведется от лица журналиста Михаила Чазова, работающего в одной из московских газет. Уроженец хутора Привольного, он приезжает в родные края и видит не только внешние перемены, но и глубокие внутренние конфликты, острые столкновения нового со старым.
Удостоенный Государственной премии роман «Свет над землей» продолжает повествование о Сергее Тутаринове и его земляках, начатое автором в романе «Кавалер Золотой Звезды». Писатель рассказывает о трудовых подвигах кубанцев, восстанавливающих разрушенное войной сельское хозяйство.
Повесть «Сестры» посвящена возрождению колхозной жизни в одной из кубанских станиц сразу же после изгнания фашистских оккупантов, когда вся тяжесть страды деревенской лежала на плечах женщин и подростков.В романе «Кавалер Золотой Звезды» дана картина восстановления разрушенного войной хозяйства в деревне после победного завершения войны.
В том вошли: роман «Родимый край», где воссозданы картины далекого прошлого, настоящего и будущего Кубани, и роман «Современники», посвященный сегодняшним насущным проблемам колхозного кубанского села.Романы роднит не только место действия, но и единство темы — любовь к родной земле и советский патриотизм.
Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.