Знамя Победы - [46]

И так повторялось несколько лет кряду.

Сам Миша Фурц яйца не ел.

Он просто любил кур. Любил – и все.

Как Ваське Кустикову здорово повезло

У чабана Васьки Кустикова и его жены Глашки было шестеро детей. Глашка почти постоянно болела, Васька почти постоянно жил на стоянке в степи. Семья бедствовала. Питались Кустиковы, можно сказать, одной картошкой. Летом к старой, а потому совсем безвкусной картошке добавляли мангир и дикий чеснок. Иногда мальцы Кустиковы уходили в степь за саранками – выкапывали маленькие мучнистые клубни, приносили домой, отваривали, ели.

Васька Кустиков был честным колхозником. Овес и комбикорм, которые привозили на стоянку для подкормки овец, и рыбий жир, который тоже привозили изредка для ягнят, не воровал, домой не возил.

Но в пятьдесят втором картошка у нас в селе не уродилась. С весны стояла засуха, к осени – залило, затопило непрерывными дождями.

Кустиковы совсем заголодали. Младший, пятилетний Андрюшка, перестал ходить – слег. Старшие – закачались.

И тут Васька не выдержал. Нагреб на стоянке полмешка комбикорма, налил пол-литровую бутылку рыбьего жира – повез домой.

Поймали. Судили.

Дали чабану, теперь уже бывшему чабану Кустикову, пять лет. Два – тюрьмы, три – поселения.

Отбухал Васька два года в тюрьме где-то под Иркутском и там же, где-то под Иркутском, вышел на спецпоселение. Спецпоселение, как он сам потом рассказывал, это нечто вроде того же колхоза, только за его границы выходить нельзя. Выйдешь – в тюрьму. На работе будешь лениться, с начальством глотничать – тоже опять в тюрьму. А так – все хорошо. Рабочий день нормированный. Кормят исправно. Придешь вечером к начальнику – отметишься, что ты здесь, не убег – и спи-посыпай…

Ну а когда Васька с год на поселении на разных работах повкалывал – и огородничал, и за свиньями ухаживал, и себя с хорошей стороны показал, – предложили ему на тракториста выучиться.

Выучился – еще лучше, еще старательнее работать стал, и ему даже срок скостили.

Вот тут-то и вызвал его начальник поселения, дай ему Бог здоровья, подполковник Турзинов Иван Диомидович, к себе в кабинет. Вызвал, осмотрел внимательно, в глаза заглянул, дверь кабинета прикрыл и сказал:

– Давно я наблюдаю за тобой, Василии Павлович. – Тут у Васьки в горле запершило, никто его до той поры по отчеству не называл. – Мужик ты стоящий, работящий, покладистый. Прямо скажу: уедешь домой, в свой колхоз, – опять с голоду пухнуть будешь и ребят своих по нищете своей в люди не вытащишь. А давай-ка ты, Василий Павлович, перевози свое семейство сюда, в зону нашу. Домик тебе дадим, работой ты хорошей обеспечен, надо будет – и жене место найдем. Школа у нас вон рядом, в селе, есть. Пусть твоя ребятня спокойно учится. Сыты, одеты будете. Подумай.

Подумал Василий и поступил так, как подполковник Турзинов Иван Диомидович, дай ему Бог здоровья, советовал.

…Года через три после того Васька – Василий Павлович Кустиков – со своей Глашкой, то бишь Глафирой Ивановной, в гости к нам в село к братьям, сестрам своим приезжали. Оба в одежде справной, добротной и с гостинцами богатыми.

…Долго потом у нас в селе ахали-охали, судачили-толковали о том, как Ваське Кустикову в жизни повезло. Здорово повезло.

Как однажды «летчица» в нашем клубе сознание потеряла

Село загудело, заойкало, зашелестело сарафанами и юбками. К бабке Митрофанихе откуда-то из центра, чуть ли не из Москвы, приехал погостить отпускник, летчик – племянник Серега, Сергей Осипович Тихвин. Приехал не один, с молодой женой – тоненькой черноволосой Таней. Черные волосы Тани контрастно оттеняли ее белое, с легким детским румянцем личико. Сергей Осипович и Таня приехали в наше село впервые, как они сами выразились – «посмотреть на корни Сергея и вообще познакомиться с Забайкальем, ведь именно по этим местам когда-то бежал бродяга с Сахалина звериной узкою тропой и именно здесь отбывали ссылку декабристы». Таня, как опять же сказали они сами, была историком и опять же именно она на этой поездке настояла.

Сергей Осипович приехал в летной форме, в фуражке и кителе с золотыми крылышками, и обалдевшие от восторга, зависти, почтения пацаны сразу же встали на вахту у кособокого домика Митрофанихи и составили верноподданную свиту пилота и его жены. Для новобрачных отпускников такое постоянное присутствие пяти, а то и десяти вездесущих пацанов было, конечно, тягостно, но они этого не показывали, а мы не понимали.

В награду за терпение и выдержку мы показали летчику и «летчице» (так сразу стали называть в селе Таню не только мы, но и взрослые) на протоке самые удобные места для купания и самые уловистые для рыбалки, сводили их к местной достопримечательности – каменному дереву, действительно вымытому водой из берега, какому-то огромному окаменевшему от времени стволу, и с удовольствием бегали по их просьбе в сельпо за хлебом и другими покупками.

Выполняли мы и другие поручения летчика и «летчицы», выполняли с желанием, нередко ссорясь за это право.

Мне повезло. В село в очередной раз приехал из районного центра киномеханик, в очередной раз привез две киноленты – «Тринадцать» и «Семеро смелых», и успевшие заскучать Сергей Осипович и Таня дали мне деньги и попросили купить билеты в кино. Я выполнил их просьбу и стал раздумывать над тем, как бы занять место рядом с Сергеем Осиповичем – пусть бы все увидели, что я дружу с настоящим летчиком.