Знаменитые авантюристы XVIII века - [133]

Мошчинский был теперь совершенно спокоен; у него не оставалось уже ни малейшего сомнения в том, что он имеет перед собою наглого шарлатана. Но что было делать с остальною публикою? Князь П., давший у себя приют Калиостро, ничего не видел и ничем не хотел убеждаться. Он верил в Калиостро. А тот, заметив враждебное настроение Мошчинского, говорил ему самые откровенные дерзости, называл его чуть ли не в глаза чудовищем, клялся всеми своими богами, что он сделает золото у всех на глазах, даже при содействии своего врага Мошчинского, его собственными руками, и что тогда все будут завалены золотом и осчастливлены так, как они и не заслуживают по их маловерию. Мошчинский решил сдержать себя и претерпеть до конца. Он надеялся изобличить шарлатана блистательно и решительно, так, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, а затем выпороть его хорошенько и отпустить с миром. Но пока в ожидании этой экзекуции приходилось вести себя с большою осторожностью. Калиостро сумел так настроить всю публику, что на Мошчинского косились, даже ссорились с ним; великий маг, в числе других даров природы, обладал неподражаемым искусством наговаривать людям друг на друга и ссорить их; надо полагать, он прочел как-нибудь на досуге Макиавелли и принял его поучения к сведению.

В начале июля приступили наконец к варке золота. Все операции производил собственноручно Мошчинский; Калиостро только распоряжался и отдавал приказания: взять того-то столько-то, обработать, нагреть и т. д. Ему, очевидно, хотелось показать, что он не имеет ни малейшего желания возбуждать дальнейшие подозрения. Делайте, дескать, все сами, своими руками, и вы убедитесь воочию в моем всемогуществе. Проследить всей процедуры златоварения, как ее описывает Мошчинский, нет возможности. Он сам считался опытным химиком, но химия конца прошлого века и химия наша, современная, это две несравнимые вещи; иной раз трудно даже понять, о каком веществе и о какой операции говорит Мошчинский; пришлось бы наводить справки в специальных историях алхимии, чтобы в точности понять, в чем состояла операция.

Дело началось с того, что Калиостро велел Мошчинскому отвесить фунт ртути. Это вещество, с его удивительными свойствами, всегда привлекало алхимиков и казалось им каким-то посредствующим и переходным звеном между жидкостями и металлами; они упорно считали его первоисточником, из которого наверное получится золото, лишь бы только (за малым дело стало!) найти средства и способы для его превращения. Искатели золота подвергали ртуть всем мытарствам химической обработки, какие только могли придумать. И платились же они, несчастные, за эту возню с ядовитою металлическою жижею! Едва ли хоть один из них не растерял преждевременно зубов и волос и не впал в характеристическое ртутное худосочие. Итак, взяли фунт ртути; но предварительно надо было ее очистить, освободить от воды и в этой воде сыскать и выделить из нее какую-то «сущность», или «вторую материю». Что это такое было, Мошчинский не объясняет, и мы можем только догадываться, что дело шло о случайных нечистотах, которые часто бывают примешаны ко ртути, да об ее окислах, если она перед тем была подвергаема кипячению, что весьма вероятно. Мошчинский, очевидно, знал, о чем идет речь, потому что упоминает в своей брошюре, что он выделил это загадочное вещество, и даже с точностью указывает, сколько именно его удалось извлечь — 16 гранов. Потом, по указанию Калиостро, Мошчинский изготовил какое-то свинцовое соединение — свинцовый экстракт. Вооружившись этими материалами, самую операцию повели таким путем. В сосуд была положена прежде всего выделенная из ртути «сущность», на нее вылили часть ртути, прибавили 30 капель свинцового экстракта и все это тщательно размешали. После того Калиостро вынул какие-то порошки — светлый и красный; их было очень немного, с десяток гранов; это, очевидно, были те самые таинственные бродила, которые обладали силою превращения ртути в благородные металлы. После того сделали болтушку из гипса и горячей воды и залили ею всю смесь; Калиостро собственноручно прибавил в сосуд еще гипса и разровнял его рукою. Затем смесь поставили сначала на горячие угли, чтобы она высохла, и, наконец, водрузили сосуд в горячий песок, где он грелся с полчаса. Этого ничтожного времени оказалось достаточным для превращения ртути. Когда сосуд был снят с песка и разломан, то внутри его, в массе гипса, оказался слиток серебра весом около фунта. Откуда взялось это серебро?

Мошчинский тщательно обсуждает весь ход опыта, припоминает все его подробности. Слиток серебра, когда он его вынул из разбитого сосуда, не был даже горяч; он, значит, за получасовое нагревание в горячем песке успел образоваться из ртути, сплавиться и остыть. Это было ни с чем не сообразно. Затем он припомнил, что Калиостро сам добавил в сосуд гипсу и тщательно его разравнивал рукою; в это время он, очевидно, и успел всунуть слиток в смесь. Сверх того Мошчинский обнаружил в квартире Калиостро, в его пресловутой лаборатории, явные следы плавления; все это время, надо заметить, Калиостро запрещал публике посещать лабораторию. Он там совершал нечто такое, что посторонний человек при одном виде фигур, начертанных им на полу, должен был, по его уверению, убежать без оглядки от ужаса. Верующая часть публики, конечно, и не ходила, но Мошчинский заглянул туда, страшного ничего не видел, а следы плавильной работы нашел.