Знак нефритовой рыбы - [2]

Прикрыв дверь, он вышел на улицу и прошелся мима дома. Он-был несколько удивлен: рыба не казалась большой, она не бросалась в глаза своим блеском, но в то же время как-то притягивала, приковывала глаз своим необычным видом. Даже проходя по противоположной стороне улицы, нельзя было не обратить на нее внимания. Прохожие в удивлении останавливались.

Доктор Хассенд поспешил в свой кабинет, ожидая потока пациентов. Правда, поток не хлынул, но обычная струйка не была так тонка, как прежде. К четырем часам он имел восемнадцать шиллингов, к вечеру же сумма возросла до тридцати.

Приготовив чай, он уселся в приемной у окна и стал наблюдать за прохожими, отмечая среди них своих будущих пациентов.

Вдруг из-за угла показался тяжелый крытый автомобиль, в окне которого виднелось бледное морщинистое лицо пожилого человека. Он бросил пристальный взгляд на рыбу и прокатил мимо. Минуты через четыре этот же самый автомобиль бесшумно подъехал к подъезду и остановился.

Доктора Хассенда интересовали в этот момент исключительно только пациенты, а потому он не обратил на автомобиль никакого внимания.

И вдруг по лестнице послышались шаги, затем раздался стук в дверь.

Доктор вскочил. «Неужели ко мне?»

Открыв дверь, он столкнулся с морщинистым пожилым господином, имевшим вид трупа.

Он понял, что перед ним пациент, сильно нуждающийся в помощи врача. Он опасался только одного, что его помощь в таком тяжелом случае не оказалась бы запоздавшей.

— Вы доктор Хассенд? — спросил господин, быстро проходя мимо него в кабинет.

— Да! — проговорил несколько изумленный его поспешностью Хассенд, следуя за ним.

Пожилой господин подошел к доктору и в упор стал рассматривать его круглое, розовое и мальчишеское лицо, его широкую, здоровую фигуру, и на его лице выразилось некоторое недоумение, словно он увидел не то, что думал найти.

— Ну что-ж, знак есть знак! — едва слышно пробормотал он и громко добавил, обращаясь к Хассенду: — Я страдаю сильнейшим несварением желудка, нестерпимым. Мне необходима двууглекислая сода. Сколько вы сможете мне отпустить?

— Двууглекислой соды? — переспросил доктор, удивленный таким простым исходом дела с пациентом, вид которого заставлял его опасаться за недостаточность своих знаний. — Конечно, могу. Сколько вы хотите?

— Сможете ли вы мне дать унцию, целую унцию? — проговорил он, несколько нервничая.

На лице доктора Хассенда появилась напряженная складка, он старался разобраться в создавшемся положении. Одно для него было совершенно ясно, что человек волнующийся из-за такого пустяка, как сода, пришел не иначе, как посмеяться над ним.

— Конечно, могу! — проговорил он своим обычным, приветливым голосом. — Я вам дам ее.

Он зашел за ширму, которая закрывала от глаз пациентов бутыли разных снадобий и большую таблицу с указанием, как приготовлять различные лекарства. Отсыпав основательную дозу двууглекислой соды в чистый пакетик, он запечатал его и вынес пациенту.

Дрожащими руками схватил пергаментный господин этот пакет.

Теперь уже не оставалось никакого сомнения, что основной причиной его волнения, было особое пристрастие к двууглекислой соде. Пакет моментально исчез в его левом боковом кармане, из правого же он вытащил сверток и подал его доктору Хассенду.

— Здесь все правильно! — И прежде, чем уйти, зло нахмурился и огрызнулся. — Вы бы еще больше сделали этот знак, привлекающий внимание, еще больше. Ах, вы глупый осел!.. Вас накроют через неделю. Довольствуйтесь меньшим, не гонитесь за большим.

И, повернувшись на каблуках, он с шумом вышел из кабинета.

Доктор Хассенд посмотрел на оставленный пакет. Вид его был довольно внушительный. Он неторопливо разорвал конверт, и здесь с ним случилось нечто странное, на него словно нашел столбняк: глаза его расширились, приняв глупое телячье выражение, а приоткрытый рот застыл. Перед ним на столе лежали десять пятифунтовых бумажек. [2]

Понемножку он начал разбираться: нефритовая рыба притянула взор больного, сильно страдающего господина, и он вместо аптеки зашел к нему за содой и, очевидно, по ошибке оставил такую большую сумму.

— Необходимо вернуть ему эти деньги! — думал молодой доктор Хассенд, тяжело вздыхая. И тут же сообразил, что сделать это не так-то просто; он не знал ни имени, ни адреса этого господина.

— Посоветуюсь с друзьями! — решил доктор, пряча деньги в шкатулку, специально купленную для хранения гонорара.

Наконец, приведя в окончательный порядок, тот хаос мыслей, в который повергли его десять пятифунтовых бумажек, он закрыл кабинет в 7½ часов и вышел из дому, направившись прямо к Вальтонам. Правда, он не рассчитывал застать дома Джона, так как этот предприимчивый субъект имел привычку вторую половину дня проводить в клубе, но зато Мэри, наверняка дома.

Да, она была дома. За чаем он рассказал ей все. Мэри ни чуточки не изумилась, ведь это работа чудодейственной нефритовой рыбы, другого объяснения быть не могло.

— Подождите, это не последние десять пятифунтовых бумажек! Вот вы увидите! — говорила она уверенно.

Поболтав еще немного на свои любимые темы, доктор распрощался. И когда Мэри открывала ему дверь, они услыхали на лестнице шаги. Это возвращался Джон. Он с большим интересом выслушал историю о пожилом, трупного вида господине, и на лице его появилось довольно загадочное выражение. Мэри повторила брату свое объяснение.