Знак «фэн» на бамбуке - [51]
Чжу Юаньчжан подал знак. Вестовые взмахнули флажками, и, повинуясь сигналу, по трём городским воротам, выходящим на разные стороны света, забили тараны. Воины раскачивали на цепях толстые брёвна и с яростной силой обрушивали на створы ворот. Со стен летела просмоленная горящая пакля, падали камни. Под тяжестью рухнувшей глыбы таран у южных ворот переломился, словно тростинка.
– «Осадный дом» к южной стене, – распорядился Чжу Юаньчжан.
Окружённый вестовыми командующий верхом на белом коне по кличке Гарцующий Снег руководил штурмом с вершины холма, поросшего редкими соснами. Город высился впереди неприступной тёмной громадой, светлевшей по мере того, как занималась заря. Когда на небо выкатился слепящий золотой шар и лучи разделили громаду на стены, башни, ворота и бастионы, Чжу Юаньчжан с особой ясностью понял, что в бою за Цзицин решается судьба Поднебесной, – освободится страна от захватчиков-мэнгу или согнётся в бессильном рабстве.
– «Осадный дом», – повторил командующий нетерпеливо.
«Осадный дом» – деревянная башня в три яруса, ощерившаяся стрелами, как невиданных размеров дикобраз, уже подъезжала к южной стене. Укрытые по пояс щитами на каждом ярусе стояли лучники и арбалетчики. Их стрелы без промаха разили близкую цель. Но что это? Стрелы летели в город не только снаружи, стрелы били врага со стороны домов. С площадки третьего яруса далеко просматривались огороды на пустырях и домишки бедняков, скучившиеся так тесно, что казались перекрытыми общей крышей. То в одном, то в другом месте можно было увидеть людей с луками и дротиками в руках. Кто распластался на крыше, кто встал за приотворённой калиткой.
Сами жители помогали «Красным повязкам» – а кому не известно, что та армия победит, на чьей стороне мирное население?
Победа! Победа! Вот она – сама победа ворвалась в город и несётся по улицам, сметая преграды, как в половодье река.
– Конники Сюй Да в городе! – закричали с верхней площадки.
– Конники Сюй Да в городе! – Воины внизу с новым ожесточением ринулись на стены.
– Запасные полки к воротам! – распорядился Чжу Юаньчжан.
В полдень, когда солнце выплыло на середину неба и залило землю самой жаркой своей волной, обитые железом створы главных ворот распахнулись во всю ширь. По приподнятой, вымощенной камнем дороге в город вошли войска. Впереди на белом коне ехал Чжу Юаньчжан. Люди бежали навстречу, кричали, махали платками и во все глаза разглядывали командующего. Конь под ним белизной мог поспорить со снегом на вершине горы. Таким же сияюще белым был его военный халат, перехваченный золотым поясом. Золотой шлем венчал голову. За командующим ехали военачальники и полководцы. Их серые черногривые и чернохвостые кони напоминали серую в чёрных прожилках яшму. Шли и ехали знаменосцы. На длинных бамбуковых древках развевались полотнища с тиграми, барсами, носорогами и леопардами – всеми, чья ярость неукротима и способна обратить в безоглядное бегство врага.
Следом за знаменосцами бесконечной лентой тянулись конные и пешие отряды.
В первый день третьей луны войско «Красных повязок» вступило в Цзицин.
Неизвестный художник. Процессия. Фрагмент свитка на шёлке. XIV век.
Победа на этот раз была полной. Императорских войск в Цзицине больше не существовало. Кто остался в живых, тот попал в плен, вырваться не удалось никому. Простые солдаты перешли на сторону «Красных повязок», военачальники нашли свою смерть. Незаживающей раной осталось в груди Чжу Юаньчжана предательство Чэнь Есяна. «Кормя тигра, сохраняем корень зла, – сказал он, отдавая приказ казнить пленных военачальников. – Что же касается простых мэнгу, – добавил командующий, – то они живут вместе с нами под одним небом и на одной земле. Я хочу объединить их с нашим народом, чтобы жили они наравне со всеми людьми Поднебесной».
Словно не предшествовал победе кровавый штурм, так празднично и торжественно входило войско в Цзицин. Народ бежал и бежал навстречу. Бедные видели в «Красных повязках» освободителей, богатые называли «разбойниками», но ведь богатых – малая горстка, остальные все – бедняки. Лишь немногие из домов закрылись на замки и засовы, большинство распахнули все двери и все калитки.
Не доезжая рынка, Чжу Юаньчжан остановил коня. Словно влитой, замер Гарцующий Снег под величавым всадником. Высокое седло, приподнятое наподобие скамейки, возвышало всадника над остальными. Замерли тигры и леопарды, барсы и носороги прервали свой бег. Остановились черногривые кони военачальников. Остановилось войско. Чжу Юаньчжан посмотрел на небо – бездонное и синее, с пронизанными светом белыми облаками. К небу тянулись деревья в драгоценном убранстве из нежной листвы. Ближе к земле равномерными волнами вздымались черепичные крыши, и плыли, вцепившись как в гребень волны, яркие от разноцветной глазури полульвы-полусобаки – стражи домов. Чжу Юаньчжан перевёл взгляд на людей: кузнецов и каменщиков, переплётчиков, чиновников, ткачей, фарфористов. Трудно было разглядеть выражение лиц. Люди стояли, сбившись в толпу, одетые в тёмные будничные халаты и куртки. Но он знал, что в груди у каждого своя боль и свои страдания, свои надежды на избавление. И он стал говорить.
