Знак четырех. Собака Баскервилей - [88]

Наконец Стейплтон встал и вышел, а сэр Генри заново наполнил свой стакан и, пыхая сигарой, откинулся на спинку стула. Скрипнула дверь, застучали по гравию шаги. Они звучали по ту сторону оградки, у которой я прятался. Выглянув, я увидел натуралиста, остановившегося в углу садика у двери сарая. Повернулся ключ в замке, Стейплтон вошел, внутри послышалась странная возня. Она продолжалась около минуты, потом снова щелкнул замок, натуралист миновал меня и вернулся в дом. Убедившись, что он присоединился к гостю, я потихоньку добежал до укрытия и поведал спутникам об увиденном.

– Говорите, Ватсон, дамы там не было? – уточнил Холмс, выслушав мой отчет.

– Не было.

– Где же она, если свет горит только в кухне?

– Ума не приложу.

Как я уже говорил, над Гримпенской трясиной висел плотный белый туман. Он медленно подползал к нам, и край его воздвигся невдалеке низкой, но плотной и четко обозначенной стеной. В свете луны туман походил на искрящееся ледяное поле, отдаленные скальные холмы словно бы росли из его поверхности. Глядя на его неторопливое приближение, Холмс тревожно пробормотал:

– Надвигается, Ватсон.

– Это плохо?

– Очень плохо… это одно и может нарушить наши планы. Но ждать осталось недолго. Уже десять. От того, затянет ли тропу туманом, может зависеть наш успех и даже жизнь сэра Генри.

Небо над нами было чисто и ясно. Ярко сияли звезды, вся сцена тонула в приглушенном, неверном свете полумесяца. Перед нами громоздилось темное здание, на фоне мерцающего серебром неба четко обрисовывались трубы и скаты крыши. Садик и пустошь были расчерчены золотистыми полосами света из нижних окон. Внезапно одно из них погасло. Слуги ушли из кухни. Светила только лампа в столовой, где все еще курили и вели беседу двое – замысливший недоброе хозяин и ничего не подозревающий гость.

С каждой минутой белоснежная шерсть, устлавшая половину пустоши, подступала все ближе к дому. В золотом квадрате освещенного окна уже закружились первые легкие пряди. Дальнюю стену сада совсем заволокло, деревья виднелись смутно в белых клуба́х. У нас на глазах завитки тумана стали огибать углы дома, сплетаясь в сплошную массу, над которой, как причудливое судно над призрачным морем, плыли верхний этаж и крыша. Холмс яростно стукнул кулаком по скале, за которой мы прятались, и нетерпеливо топнул ногой.

– Если он через четверть часа не выйдет, тропу скроет туманом. А через полчаса нам уже и собственных рук будет не разглядеть.

– Не отойти ли назад, где повыше?

– Да, я думаю, вы правы.

Край тумана подступал к дому, а мы, наоборот, отступали, пока не оказались в полумиле от него, а плотное белое море, поверхность которого серебрила луна, продолжало медленно, но неумолимо надвигаться.

– Мы уже слишком далеко, – сказал Холмс. – На него могут напасть раньше, чем он до нас доберется. Что бы то ни было, отступать больше нельзя. – Опустившись на колени, он приложил ухо к земле. – Слава богу, он идет.

Безмолвие пустоши нарушили шаги. Прячась за камнями, мы не спускали глаз с посеребренной полосы тумана. Шаги зазвучали громче, и из тумана, как из-за занавески, выступил человек, которого мы ждали. Завидев ясную, звездную ночь, он удивленно огляделся. Затем энергично зашагал по тропе, миновал наше убежище и стал взбираться по протяженному склону. По пути он постоянно оглядывался, явно чего-то опасаясь.

– Тсс! – крикнул Холмс, и я услышал громкий щелчок курка. – Глядите! Это она!

Из глубины ползучего облака, от которого нас отделяло полсотни ярдов, донесся резкий дробный топот. Мы втроем глядели во все глаза, не зная, что за жуть вот-вот оттуда выскочит. Стоя рядом с Холмсом, я мельком скосился на него. На его бледном лице было написано торжество, глаза ярко сияли в лунном свете. Но внезапно взгляд Холмса застыл, рот приоткрылся в изумлении. В тот же миг Лестрейд издал крик ужаса и бросился ничком на землю. Я вскочил на ноги, пальцы механически сжали пистолет, в голове все смешалось при виде чудовища, выпрыгнувшего из гущи тумана. Да, это была собака, гигантская черная собака, но такая, каких не встречал ни один смертный: глаза ее пылали как угли, морду, загривок и подвес окружало мерцающее пламя. Даже в горячечном бреду не могло причудиться ничего свирепее и кошмарнее, чем эта адская тварь, которую изверг туман.

Длинными прыжками черное чудовище преследовало нашего друга. Ошеломленные и растерянные, мы не двигались, пока призрак не пронесся мимо, и лишь затем пришли в себя. Мы с Холмсом выстрелили одновременно, тварь оглушительно взвыла – по крайней мере один из нас не промазал – и все же не замедлила бега. Вдали на тропинке сэр Генри обернул назад выбеленное лунным светом лицо, испуганно вскинул руки и беспомощно уставился на своего жуткого преследователя.

Но мы, услышав, как собака взвыла от боли, забыли о своих страхах. Она оказалась уязвимой, смертной, а если ее можно ранить, то можно и убить. В жизни не видел, чтобы кто-то мчался с такой скоростью, как Холмс той ночью. Я считаюсь не последним бегуном, но Холмс опередил меня настолько, насколько я сам обскакал коротышку-полицейского. Под вопли сэра Генри и глухое рычание собаки мы выбежали на тропу. Я подоспел, как раз когда тварь прыгнула на свою жертву, опрокинула ее на землю и потянулась к горлу. Но тут Холмс выпустил ей в бок пять зарядов из револьвера. Взвыв в последний раз и злобно щелкнув зубами, собака упала на спину, замолотила лапами и наконец бессильно повалилась на бок. Задыхаясь, я наклонился над ней и упер дуло пистолета в жуткую, светящуюся голову, но жать на спусковой крючок не имело смысла. Гигантская собака была мертва.