Знак четырех. Собака Баскервилей - [87]

– Ничего.

– И он взял с вас обещание никому не говорить о письме к сэру Чарльзу?

– Да. Сказал, что обстоятельства смерти очень загадочные и, если факты выйдут наружу, на меня падет подозрение. Он запугал меня, чтобы я молчала.

– Именно так. Но подозрения у вас возникли?

Миссис Лайонз заколебалась и потупилась.

– Я знала его, – произнесла она наконец. – И будь он верен мне, я бы ответила ему тем же.

– Думаю, вы еще дешево отделались, – сказал Шерлок Холмс. – Вы могли его выдать, он об этом знал, и все же вы живы. Несколько месяцев вы ходили по краю пропасти. А теперь, миссис Лайонз, мы должны пожелать вам приятного утра. Вероятно, вскоре мы вас еще навестим.

– Дело близится к завершению, неясностей остается все меньше, – говорил Холмс, пока мы ожидали прибытия лондонского экспресса. – Скоро я смогу последовательно изложить историю одного из самых необычных и громких преступлений современности. Знатоки криминологии вспомнят аналогичные случаи в шестьдесят шестом году в малороссийском городе Гродно и, разумеется, Андерсона, убийцу из Северной Каролины, однако в нашем деле есть некоторые вполне своеобразные детали. Правда, даже и сейчас мы не имеем неопровержимых улик против этого ловкача. Но я очень удивлюсь, если до отхода ко сну этих улик не получу.

К станции с грохотом подкатил лондонский экспресс, и из вагона первого класса выпрыгнул на платформу жилистый человечек, похожий на бульдога. Мы обменялись рукопожатиями, и, видя, с каким почтением Лестрейд взирает на моего спутника, я понял, что со времени их первой встречи полицейский сыщик многому выучился. Мне хорошо помнилось, какую презрительную ухмылку у него, человека практического, вызывали рассуждения «мыслителя» Холмса.

– Что-то интересненькое? – осведомился Лестрейд.

– Самое яркое преступление за несколько лет, – заверил Холмс. – У нас есть два часа, затем надо будет выступать. Думаю, за это время мы пообедаем, а далее совершим вечернюю прогулку на свежем дартмурском воздухе, дабы изгнать из ваших легких остатки лондонского тумана. Не были здесь раньше, Лестрейд? Что ж, полагаю, этот визит никогда не изгладится из вашей памяти.

Глава XIV Собака Баскервилей

Одна из слабостей Шерлока Холмса – если по отношению к нему можно употребить слово «слабость» – заключалась в том, что он терпеть не мог подробно делиться с кем-либо своими планами, пока не исполнит задуманное. Отчасти это объяснялось его властным характером, желанием ошеломить окружающих и внушить им почтение, а отчасти – осторожностью профессионала, который избегает рисковать без нужды. В результате терпение его сотрудников и помощников подвергалось суровым испытаниям. Я часто от этого страдал, но особенно – пока длилась эта поездка во тьме. Нам предстояло большое испытание, так или иначе – последний бросок, но Холмс молчал, и мне оставалось только гадать, каковы будут наши действия. Наконец в лицо нам подул холодный ветер и по обе стороны узкой дороги простерлась темная даль. Поняв, что мы снова на пустоши, я задрожал от предчувствия. Каждый рывок лошадей, каждый поворот колес приближал нас к главному приключению.

Разговору мешало присутствие кучера наемной линейки, поэтому мы волей-неволей болтали о пустяках, меж тем как нервы были натянуты до предела. Эта вынужденная сдержанность далась мне с трудом, и я испытал облегчение, когда мы, миновав дом Фрэнкленда, стали приближаться к Холлу и к месту событий. Вышли мы не у дверей, а у ворот перед аллеей. Кучер получил плату и распоряжение возвращаться в Кум-Трейси, а мы двинулись пешком к Меррипит-Хаусу.

– Оружие при вас, Лестрейд?

Сыщик ухмыльнулся:

– Раз на мне брюки, то есть и задний карман, а раз он есть, значит не пустует.

– Отлично! Мы с моим другом тоже готовы ко всему.

– Что-то вы не больно откровенничаете насчет этого дела, мистер Холмс. Что у вас в ближайших планах?

– Выжидать.

– Ну и ну, местечко не из веселых. – Передернув плечами, сыщик оглядел унылые склоны и громадное озеро тумана, накрывавшее Гримпенскую трясину. – Впереди светятся окошки.

– Это Меррипит-Хаус, и здесь мы задержимся. Я попрошу вас идти на цыпочках и говорить шепотом.

Осторожно ступая, мы как будто направились бы к дому, но в двух сотнях ярдов от него Холмс нас остановил.

– Довольно, – сказал он. – Те скалы справа послужат отличным укрытием.

– Здесь и будем ждать?

– Да, устроим засаду. Забирайтесь в это углубление, Лестрейд. Ватсон, вы ведь бывали в доме? Можете сказать, как расположены комнаты? Что за этими крайними окнами с решетчатым переплетом?

– Думаю, кухня.

– А следующее окно, ярко освещенное?

– Там точно столовая.

– Шторы не опущены. Вы лучше знаете местность. Подберитесь потихоньку к окну, посмотрите, что они там делают, но только, ради всего святого, не выдайте себя!

На цыпочках прокравшись по тропинке, я присел за низкой оградой, которая окружала чахлый садик. Скрываясь в ее тени, я приблизился к незанавешенному окошку и заглянул внутрь.

Там виднелись в профиль только двое – сэр Генри и Стейплтон, сидевшие за кофе и вином по разные стороны круглого стола. Оба курили сигары. Стейплтон что-то увлеченно рассказывал, баронет был бледен и слушал невнимательно. Возможно, его тяготили мысли об одиноком пути домой через зловещую пустошь.