Знак четырех. Собака Баскервилей - [81]

– Но зачем этот изощренный обман?

– Он предвидел, что как свободная женщина она принесет ему больше пользы.

Все мои интуитивные догадки и смутные подозрения внезапно обрели форму и сошлись на натуралисте. Бесстрастный и бесцветный человечек в соломенной шляпе, с сачком, оказался чудовищным плодом бесконечных терпеливых усилий – на лице улыбка, а в сердце убийственные замыслы.

– Выходит, наш враг – именно он? Он выслеживал нас в Лондоне?

– Таково мое решение загадки.

– А предупреждение наверняка исходило от нее!

– Верно.

Из тьмы, так долго меня окружавшей, проступили очертания некоего злодейского плана – кое-что я понял, об остальном начал догадываться.

– Но вы уверены, Холмс? Откуда вам известно, что эта женщина – его жена?

– При первой вашей встрече Стейплтон был настолько неосторожен, что привел отрывок из своей истинной биографии; надо полагать, он не единожды об этом пожалел. Прежде он и в самом деле держал школу на севере Англии. Нет ничего проще, чем заполучить сведения о директоре школы. Существуют школьные агентства, всякий, кто когда-либо учительствовал, непременно там числится. Я провел несложное расследование и выяснил, что после отвратительной истории была закрыта одна школа и ее владелец (имя значилось другое) вместе с женой скрылся. Описания указывают на Стейплтонов. Когда я узнал, что пропавший увлекался энтомологией, все окончательно встало на свои места.

Тьма стала рассеиваться, но многое еще оставалось в тени.

– Если эта женщина действительно его жена, то при чем тут Лора Лайонз?

– Это один из тех вопросов, которые прояснились благодаря вашим разысканиям. После вашей беседы с дамой обстоятельства стали куда понятней. Я не знал, что у нее намечается развод с мужем. В этом случае она, считая Стейплтона холостяком, несомненно, рассчитывала на брак с ним.

– И что будет, когда у нее откроются глаза?

– Тогда она, возможно, будет нам полезна. Первая наша задача на завтра, причем задача совместная, – это повидаться с ней. Но не кажется ли вам, Ватсон, что вы слишком долго отсутствовали на своем посту? Ведь вам полагается быть в Баскервиль-Холле.

На западе погасли последние красные отсветы, кругом окончательно воцарились сумерки. На фиолетовом небе мерцало несколько бледных звездочек.

– Последний вопрос, Холмс, – сказал я, вставая. – Конечно же, нам с вами незачем друг от друга таиться. Что все это значит? Что он задумал?

Отвечая, Холмс понизил голос:

– Убийство, Ватсон, – хитроумное, хладнокровное, намеренное убийство. О подробностях не спрашивайте. Как он оплетает сетью сэра Генри, так я оплетаю сетью его самого и с вашей помощью уже близок к успеху. Но нам грозит одна опасность. Может случиться, что Стейплтон нанесет удар раньше, чем мы будем готовы. Мне нужен еще один день – в крайнем случае два, – чтобы завершить приготовления, но до тех пор вам следует заботиться о своем подопечном так же неотступно, как любящая мать лелеет больное дитя. Ваша сегодняшняя миссия была вполне оправданна, и все же мне хотелось бы, чтобы вы оставались рядом с сэром Генри. Что там такое?

Тишину пустоши нарушил душераздирающий крик – протяжный вопль ужаса и муки, от которого у меня кровь застыла в жилах.

– Боже! – выдохнул я. – Что это? Что это значит?

Холмс вскочил на ноги. Мгновение – и он оказался в дверном проеме: темный, устремленный вперед силуэт, вытянутая шея, глаза, проницающие тьму.

– Тихо! – прошептал он. – Тихо!

Крик был громким, потому что кричали во всю силу легких, но прозвучал он в отдалении, на одетой мраком равнине. Теперь он повторился, раздирая наши уши, ближе, громче, отчаяннее прежнего.

– Где это? – прошептал Холмс с дрожью в голосе, и я понял, что он, человек со стальными нервами, потрясен до глубины души. – Где это, Ватсон?

– Похоже, там. – Я указал во тьму.

– Нет, там!

Снова тишину ночи пронзил безумный вопль, и слышался он еще ближе. И тут к нему примешался новый звук: низкий, рокочущий, мелодичный, но притом и грозный, он мерно усиливался и опадал, как вечный ропот морских волн.

– Собака! – крикнул Холмс. – Живей, Ватсон, живей! Господи боже, только бы успеть!

Он несся по пустоши, я следовал по пятам. Впереди, среди холмов и камней, послышался новый, исполненный предсмертной тоски крик, а затем тяжелый, глухой удар. Мы остановились и прислушались. Давящую тишину безветренной ночи не тревожил больше ни один звук.

Холмс в отчаянии схватился за лоб и топнул ногой.

– Он обыграл нас, Ватсон. Мы опоздали.

– Нет-нет, не может быть!

– Что ж я, дурень, хлопал ушами! А вы, Ватсон, – видите, что получается, если покинешь пост! Но небом клянусь, если случилось худшее, от нашей мести ему не уйти!

Спотыкаясь о валуны, продираясь через кусты утесника, одолевая холмы и скатываясь вниз по склонам, мы вслепую мчались туда, откуда доносились ужасные звуки. На каждом возвышении Холмс тревожно осматривался, но мрак, укрывавший верещатники, был непроницаем и бездвижен.

– Видите что-нибудь?

– Ничего.

– Тише, что это там?

До нас донесся слабый стон. Стон повторился – слева! Там, в конце скальной гряды, высился отвесный утес, под ним лежал усыпанный камнями косогор. На его бугристой поверхности виднелось что-то темное – распластанная тень неровных очертаний. Когда мы подбежали ближе, форма выявилась четче. На склоне, лицом вниз, лежал человек: голова подвернута под жутким углом, плечи согнуты, тело сгруппировано, словно перед кувырком. Из-за его нелепой позы я не сразу сообразил, что стон мог быть предсмертным. Склонившись над телом, мы не различили уже ни шепота, ни шороха. Холмс прикоснулся к нему и с криком ужаса отдернул руку. Он зажег спичку, и отблески заиграли на его испачканных пальцах и на зловещей лужице, которая растекалась под расколотым черепом. И тут у нас перехватило дыхание, потому что в этом свете мы узнали – труп сэра Генри Баскервиля!