Знак четырех. Собака Баскервилей - [79]

Ступая трепетно, как Стейплтон, когда он с сачком наготове подбирался к сидящей бабочке, я приблизился к домику и убедился, что там действительно кто-то жил. Едва заметная тропа среди булыжников вела к неровному, с обвалившимися краями, проему, заменявшему дверь. Внутри было тихо. Неизвестный либо сидел внутри, либо бродил по верещатникам. Нервы мои были натянуты как струна. Бросив папиросу и покрепче ухватив рукоятку револьвера, я метнулся к двери и заглянул в нее. В домике было пусто.

И все же многое говорило о том, что след, приведший меня сюда, не был ложным. Несомненно, это было прибежище моего незнакомца. На каменной плите, где видел некогда сны человек неолита, лежало несколько одеял, закатанных в ватерпруф. В примитивном очаге обнаружилась кучка золы. Рядом помещались кухонные принадлежности и полведра воды. Немалое число пустых консервных банок свидетельствовало о том, что обитатель провел здесь не один день, а когда мои глаза привыкли к пятнистому освещению, я заметил и кружку, и полбутылки спиртного в углу. Плоский камень в центре служил столом, лежавший на нем матерчатый узелок был, несомненно, тем самым, который я видел через телескоп на плече мальчугана. В нем скрывались каравай хлеба, жестянка с консервированным языком и две другие – с персиками. Изучив содержимое узелка, я опустил его на стол и тут вздрогнул, потому что на глаза мне попалась записка. Я взял ее и прочитал карандашные каракули: «Доктор Ватсон поехал в Кум-Трейси».

Я застыл, держа в руках записку и гадая, что бы она значила. Выходит, таинственный незнакомец выслеживал не сэра Генри, а меня. Выслеживал не сам, а через порученца, которым, наверно, был тот самый мальчик, и он же написал записку. Не исключаю, что на пустоши за мной наблюдали постоянно и каждый мой шаг бывал упомянут в донесении. Вот откуда взялось это вечное чувство, будто некая незримая сила умело и хитро оплетает тебя тончайшей паутиной, настолько невесомой, что заметишь ее лишь в последний момент, когда окончательно запутаешься.

Раз есть одно донесение, могли быть и другие, так что я принялся за поиски. Но ничего подобного мне на глаза не попалось, равно как и признаков, по которым можно было бы судить о намерениях человека, поселившегося в столь странном месте. Ясно было одно: привычки у него спартанские и о житейских удобствах он заботится мало. Когда я вспомнил о проливном дожде и оглядел дырявую крышу, стало понятно, что избрать себе столь негостеприимное обиталище можно лишь из-за суровой необходимости. Кто он – злокозненный враг или, случаем, наш ангел-хранитель? Я поклялся себе не уходить, пока это не узнаю.

Тем временем солнце уже приблизилось к горизонту, окрасив запад в алые и золотые тона. Багряные отсветы заиграли в отдаленных водоемах среди большой Гримпенской трясины. Виднелись две башни Баскервиль-Холла, вился вдалеке дымок, обозначавший деревню Гримпен. Между этими двумя точками, за холмом, располагался дом Стейплтонов. Залитая золотистым вечерним светом картина казалась мирной и благостной, и все же мою душу не осенил царивший в природе покой: с трепетом, страшась неизвестности, готовился я к предстоявшей встрече, меж тем как время ожидания все таяло и таяло. Волнение не лишало меня решимости, и, сидя в темном углу, я с угрюмым терпением считал минуты до прихода незнакомца.

И вот ожидание завершилось. Вдали стукнул по камню каблук. Шаг за шагом незнакомец приближался. Я отпрянул в самую темноту и, не вынимая пистолет из кармана, взвел курок; обнаруживать себя не хотелось, пока не разгляжу, с кем имею дело. Шаги надолго замолкли: незнакомец остановился. Потом они застучали снова, дверной проем закрыла тень.

– Прекрасный вечер, мой дорогой Ватсон, – произнес хорошо знакомый голос. – Я полагаю, снаружи вам будет приятней, чем внутри.

Глава XII Смерть на пустоши

Несколько мгновений я ловил ртом воздух, не веря собственным ушам. Затем ко мне вернулись дар речи и самообладание, и в то же мгновение спал с души тяготивший ее груз ответственности. Этот холодный, насмешливый голос мог принадлежать только одному человеку на свете.

– Холмс! – воскликнул я. – Холмс!

– Выходите, – пригласил он, – и, пожалуйста, будьте осторожней с револьвером.

Нагнувшись, чтобы не задеть грубо вытесанный карниз, я вышел наружу: Холмс сидел на камне. Он заметил мое изумление, и в его серых глазах заиграли веселые чертики. Мой друг выглядел усталым и истощенным, однако здоровым и деятельным; живое лицо обветрилось и покрылось бронзовым загаром. В твидовом костюме и матерчатой кепке Холмс вполне сходил за туриста, осматривающего пустошь; будучи по-кошачьи привержен чистоте, он умудрился выглядеть точно так же, как на Бейкер-стрит, – свежевыбритым и в безукоризненном белье.

– Никогда и никому я так не радовался, – объявил я, тряся его руку.

– И не удивлялись?

– Сознаюсь, да.

– Уверяю, не только вы были застигнуты врасплох. Мне и в голову не приходило, что вы обнаружили мое нынешнее убежище и тем более что прячетесь внутри. Я догадался об этом только в двух десятках шагов от двери.

– Вероятно, по отпечаткам?