Знак четырех. Собака Баскервилей - [34]

Оказалось, впрочем, что и там небезопасно. Вся страна гудела, как потревоженный улей. Где англичане могли сколотить небольшой отряд, там они удерживали силой оружия только малый участок. В иных местах они повсюду превращались в беззащитных беженцев. Против сотен восстали миллионы, и мучительней всего было сознавать, что наши неприятели – пехотинцы, кавалеристы и артиллеристы – это были наши же отборные войска. Их мы обучили и вымуштровали, а теперь они обратили против нас наше же оружие и трубили в наши сигнальные горны. В Агре стояли Третий Бенгальский стрелковый полк, отряд сикхов, два кавалерийских эскадрона и артиллерийская батарея. Сколотили отряд добровольцев из конторских служащих и торговцев; туда вступил и я, на своей деревяшке. В начале июля мы выдвинулись навстречу бунтовщикам к Шахгунге и на какое-то время их оттеснили, но из-за нехватки пороха пришлось вернуться в город.

Со всех сторон поступали самые недобрые вести – и неудивительно: взгляните на карту – и вы увидите, что Агра находилась в самом центре мятежа. До Лакхнау – более сотни миль на восток, до Канпура – примерно столько же на юг. Куда ни посмотри, кругом бушевали насилие, зверства и лютая резня.

Агра – крупный город, кишит фанатиками и яростными дьяволопоклонниками всех мастей. Горстка англичан затерялась в лабиринте узких петляющих улочек. Поэтому наш командир отдал приказ пересечь реку и занять позиции в старой крепости Агры. Не знаю, джентльмены, читал или слышал ли кто из вас об этой давней цитадели. Чудно́е это сооружение: ничего подобного я в жизни не видывал, а уж где только не побывал. Прежде всего, это настоящая громадина. Крепость, думаю, занимает многие и многие акры. В новом форте разместился весь наш гарнизон, а также женщины, дети, припасы и прочее, и свободного пространства было хоть отбавляй. Но старый форт куда больше, и никого там нет, одни скорпионы и сороконожки. Полным-полно просторных заброшенных залов, извилистых галерей; длинные коридоры с несчетными переходами и поворотами тянутся до бесконечности, так что заблудиться там проще простого. Потому-то ходить в старый форт мало кто отваживался, хотя время от времени какая-нибудь компания отправлялась туда с факелами.

Фасад старого форта омывала река, служившая ему защитой, однако по боковым стенам и позади здания имелось множество ворот, которые необходимо было охранять столь же бдительно, как и новый форт. Людей у нас было наперечет: едва хватало часовых, которых следовало расставить по углам крепости, и кто-то должен был постоянно следить за орудиями. Поэтому неусыпно стеречь каждый из бесчисленных входов было невозможно. Тогда мы устроили в центре главную караульню, а у каждых ворот выставили небольшую стражу – по одному англичанину и по два-три местных жителя. Мне выпало охранять в ночные часы дальнюю дверцу в юго-западной стене; под моим началом дежурили два сикха. Согласно приказу я в случае опасности обязан был выстрелить из мушкета, чтобы вызвать подкрепление из главной караульни. Но только наш пост отстоял от главных сил шагов на двести, добираться к нам пришлось бы через путаницу коридоров и галерей, и я очень сомневался, что, если на нас нападут, помощь придет вовремя.

Я очень гордился тем, что мне поручили командовать отрядом, пусть и малочисленным: ведь из новобранца настоящим солдатом я стать еще не успел, да к тому же лишился ноги. Две ночи мы простояли на часах втроем. Моих пенджабцев – рослых, свирепых на вид – звали Мохаммед Сингх и Абдулла Хан; оба они воевали против нас под Чиллианвалой. Английский они знали неплохо, но разговаривать со мной охоты не выказывали. Предпочитали держаться в сторонке и беспрерывно бормотали между собой на чуднóм сикхском наречии. Сам я обычно выходил за ворота и смотрел вниз на широкую извилистую ленту реки и на мерцающие огни большого города. Дробь барабанов, гром тамтамов, завывания и вопли мятежников, опьяненных опиумом и бхангом, всю ночь напоминали нам об опасных соседях по ту сторону реки. Каждые два часа дежурный офицер центральной охраны обходил посты – убедиться, что все благополучно.

Третья ночь моего дежурства выдалась особенно темной и мрачной, с проливным дождем. Стоять час за часом на страже в этакую погодку – занятие не из приятных. Я то и дело пытался завязать разговор с моими сикхами, но без толку. В два часа ночи появился дозор и ненадолго скрасил мою унылую вахту. Я убедился, что втянуть моих подчиненных в разговор не удастся, вынул трубку и положил мушкет на землю, чтобы чиркнуть спичкой. И в ту же секунду оба сикха набросились на меня. Один из них схватил мой мушкет и нацелился мне в голову, а второй приставил к моему горлу длинный нож и сквозь зубы поклялся проткнуть мне глотку, если я пошевелюсь.

Первым делом я подумал, что эти негодяи в сговоре с повстанцами и что их нападение означает начало штурма. Если сипаи ворвутся через наши ворота в крепость, она падет, а женщин и детей постигнет та же участь, что и в Канпуре. Вам, джентльмены, возможно, кажется, будто я пытаюсь изобразить себя героем, но даю вам честное слово: стоило мне только представить эту бойню, как я, хотя чувствовал на горле острие ножа, приготовился заорать что было мочи и поднять тревогу, пускай даже после того и умолк бы навеки. Угрожавший мне ножом сикх, вероятно, угадал мои мысли. Едва я раскрыл рот, как он прошептал: «Не поднимай шума. Крепость вне опасности. Мятежных собак на нашем берегу нет». Говорил он, похоже, правду, и я понимал, что стоит пикнуть – и мне конец. Поэтому я молча решил выждать и узнать, чего они от меня хотят.