Значит, я умерла - [67]

— Я рад, что ты с нами заодно, — сказал Теодор. — Джульетта готовит пакет документов, чтобы не дать Тео увезти Тедди туда, где опасно. Нам очень помогло бы, если б любимая тетя Тедди дала заявление под присягой.

Теодор говорил мягко, но его слова звучали зловеще. Я вспомнила предостережение Хьюго Ларайи и слова, сказанные Тео, когда тот пытался отговорить друга работать на отца: «Из его паутины не выберешься». Может быть, у меня поэтому возникло такое чувство, словно огромный паук прикрепил ко мне тонкие ниточки паутины. Теодор Трэкстон и раньше говорил мне ужасные вещи о своем сыне, подтверждая мои подозрения против него, а теперь усилил их тысячекратно, выложив новую порцию информации. Что если так же он поступил и с Каро?

— Как скажете, — без всякого выражения ответила я и отвернулась, наблюдая за Тедди.

Каро планировала сбежать от всех Трэкстонов, так сказала мне Адина Герштейн. И от Теодора Трэкстона тоже. Кажется, я начинала понимать почему…

Глава 37 Тео

Я ошибался, когда думал, что мне понадобятся два дня на мои дела в Берлине. На самом деле, мне хватило и одного. Но авиакомпания отказалась поменять мне билет, и поэтому пришлось проторчать в Берлине еще день.

— Я хочу задать вопрос, который наверняка покажется тебе странным, — сказал я Клаусу, когда мы, покидая тайный ресторан, в который он меня заманил, шли путаными переулками.

— Валяй.

— Ты, наверное, знаешь, что у меня шрамы по всему телу, — начал я. — Некоторые из них я нанес себе сам, но другие были на мне столько, сколько я себя помню. Отец всегда говорил мне, что на меня напал в зоопарке зверь. Он никогда не рассказывал тебе эту историю?

— Одну версию я от него слышал, — отозвался Клаус. — О нападении на тебя. Но в ней не было упоминаний о зоопарке.

— Тогда кто на меня напал?

— Он не сказал.

— А ты не спросил? — удивился я. — Почему?

— Причина нашего успешного сотрудничества с твоим отцом — причем, обрати внимание, сотрудничества многолетнего — состоит в том, что мы никогда не задавали друг другу лишних вопросов. Так было и в твоем случае. Он был в ужасе, когда понял, что ты можешь умереть. И ему совсем не требовалось, чтобы еще и я приставал к нему с вопросом: «Как ты позволил такому случиться?»

Мы вышли на улицу.

— Тебя подвезти? — предложил Клаус.

— Сам доберусь.

— Ну тогда bon voyage[16] тебе на завтра, — не стал настаивать он. — Не окажешь мне услугу?

— Как ты узнал, что я лечу… а, ладно. Так о чем ты?

— Передай Урсуле, что я — мерзавец и прошу у нее прощения, — сказал Клаус. — Я натворил много гадких вещей в жизни, но об этой сожалею особенно.

— Почему ты сам ей не скажешь?

— Она не станет слушать. — Судя по голосу, Клаусу было себя жалко. — Много лет назад она просила меня о помощи, но я ответил ей: «Как постелешь, так и выспишься». Я был неправ.

— А в чем она хотела, чтобы ты ей помог?

— Уйти от твоего отца, — сказал Клаус. — Но я тогда больше боялся потерять друга, чем сестру. И никогда не думал о чувствах Урсулы. Я велел ей остаться, и она осталась.

* * *

К себе в отель я вернулся уже после одиннадцати, но в Нью-Йорке было всего пять. Я позвонил сначала Глории, спросил, как дела у Тедди, а потом набрал номер доктора Хэвен.

— Мне надо немедленно рассказать вам все, что я выяснил…

Слова так и сыпались из меня; часть истории я пересказал в обратном порядке, но доктор Хэвен слушала внимательно. В какой-то момент я услышал сдавленный всхлип и с запоздалым ужасом понял, что всхлипываю я сам. Я был в ярости и в то же время испытывал опустошение оттого, что меня предали. Я привык к тому, что мои родственники не доверяют мне полностью, что отец ведет дела, как сложную шахматную партию, в которой роль пешки неизменно отводится мне. Но я не был готов к тому, что он может совершить преступление и заставить меня поверить в то, что это моих рук дело. Такое открытие стало для меня кошмаром, от которого я не мог проснуться.

Наконец у меня кончились слова. Лицо было мокрым от слез. Дыхание участилось, как после бега.

— Тео… это похоже на сюжет триллера, — произнесла наконец доктор Хэвен. — Даже не знаю, что сказать. Мне доводилось видеть, как члены одной семьи делали друг другу гадости, но это вообще за гранью.

— Мне необходимо сделать так, чтобы мой отец никогда не смог дотянуться до Тедди.

— Люди много говорят о правах дедушек и бабушек, хотя на деле таких прав просто не существует, — отозвалась доктор Хэвен. — За исключением тех случаев, когда можно доказать, что родитель, которому вверена опека над ребенком, не годится на эту роль.

Я ни секунды не сомневался — именно этим и занят теперь мой отец. Но вот считал он Кэролайн подходящей матерью для Тедди или нет — это был вопрос. Понятно, что сейчас отец лезет из кожи вон, лишь бы наложить лапу на моего сына; неясно только, как далеко он изначально готов был зайти.

— Тео, я понимаю, сейчас тебе кажется, что доверять нельзя никому вообще, но все-таки выслушай меня, — продолжила доктор Хэвен. — Прежде всего, верь самому себе. Твой отец — да что там, все твои родственники — те еще манипуляторы, но ты не такой, Тео. Поэтому верь себе.

«Легко ей говорить», — горестно думал я, заканчивая разговор. В ее голове нет хора, который шепчет: «Я полон скрытых страхов». Она не живет, снедаемая беспокойством о том, какой части своих воспоминаний можно верить, а какой — нет.