Значит, я умерла - [58]

— Здравствуй, Дейрдре. Как я рада, что ты приехала!

Я обернулась. Передо мной стояла та стройная темнокожая женщина, которую я видела на похоронах Каро. Правда, теперь ее косы были не убраны в прическу, а небрежно сколоты на затылке, но это не делало ее менее элегантной.

— Спасибо, что сразу согласились принять меня, доктор Герштейн.

— Адина. Доктор я только для моих пациентов. — Она провела меня в кабинет и указала на плюшевое кресло: — Пожалуйста, садись.

Кабинет был маленьким, но уютным, на каждой горизонтальной поверхности стоял горшок с каким-нибудь растением. Хозяйка кабинета заняла место за столом напротив, и я сразу почувствовала себя словно на приеме у доктора.

И поняла, что не подготовилась к разговору.

— Я хожу кругами, — выпалила я с места в карьер. — Я любила сестру, но мало ее знала. А теперь, когда ее нет… — Я перевела дыхание. — У меня все время такое чувство, что каждый, с кем я начинаю говорить о ней, что-то от меня скрывает, преследует какие-то свои цели. И я не знаю, как мне понимать то, что я слышу, — верить или нет.

— А это действительно важно? — спросила Адина.

Я задумалась.

— Каро отправила мне сообщение, чтобы я прочла его после ее смерти. — В горле у меня встал ком.

— Сообщение было отправлено из «Склепа Озириса»?

— Откуда вы знаете?

— Там работает мой племянник. — Она улыбнулась, а я подумала, уж не Тодд ли. — Я всегда рекомендую клиенткам оставлять записки с указанием имени убийцы, на всякий случай… Но не все так плохо. Сервисом может воспользоваться любой, кто по какой-то причине хочет сохранить свое местопребывание в тайне. Или облегчить душу признанием, но боится заводить личный разговор.

— Вот что написала мне сестра. — Я вывела на экран письмо Каро — наверное, в тысячный раз — и подтолкнула телефон вперед, даже не глядя в экран, так мне не хотелось читать его снова.

Зато Адина прочла внимательно — и вернула телефон мне.

— После этого письма я как будто в кроличью нору провалилась, — сказала я. — Мысль Каро ясна: муж хотел ее убить. Но чем больше я пытаюсь докопаться до сути, тем яснее понимаю, что и у других людей могли быть свои мотивы… желать ей зла. А вы давно с ней знакомы?

— Мы познакомились с Каро, когда она была студенткой СУНИ. Пришла ко мне на прием, мы поговорили, и все кончилось тем, что она стала моей помощницей. В «Диотиме» никогда не было централизованного управления, и она отвечала на звонки горячей линии из Нью-Палтца.

— Каро когда-нибудь говорила вам, что наш отец избивал нашу мать?

— Нет. — Адина печально покачала головой. — Она говорила, что мать била ее.

Я так расстроилась, услышав это, что даже не сразу ответила:

— Это не… — «Не правда», хотела сказать я, но осеклась, потому что это была и не ложь. «Тебе хорошо, ты маленькая, тебе все прощают», — часто повторяла мне Каро в детстве. У меня сохранились воспоминания о том, как мать шлепала меня, но они были давними и путаными. «Тебе повезло. А меня она била щеткой для волос», — жаловалась мне сестра.

— Насилие нередко становится частью семейных историй, — сказала Адина. — Люди избегают говорить о нем, потому что испытывают стыд. Боятся показаться предателями, если расскажут, а ведь это абсолютно не так.

Она подтолкнула ко мне коробку с салфетками. Я взяла одну, высморкалась, промокнула глаза.

— Я даже не знаю, что делает ваша «Диотима», — сказала я первое, что пришло в голову, лишь бы перевести разговор с моей семьи на другую тему.

— Ты когда-нибудь слышала о Диотиме из Мантинеи? — начала Адина. — Это один из центральных персонажей диалога Платона «Пир». Ее идеи положили начало платонической любви. Такая женщина действительно жила во времена Платона, но кем она была, историки пока не установили. Меня она заворожила, и я взяла ее имя в качестве названия нашего общества. — Адина свела ладони домиком. — «Гражданское общество Диотима» занимается просвещением мужчин и женщин во всем, что касается домашнего насилия. Мы помогаем людям выбираться из тех ситуаций, когда они могут стать или становятся жертвами насилия. Ты, наверное, и сама знаешь, но скажу еще раз — многие из тех, кто уходит от партнера-насильника, здесь, в Нью-Йорке, оказываются на улице. Они кочуют из ночлежки в ночлежку, которых у нас в городе куда меньше, чем нужно, причем многие из них небезопасны. Вот и представь себе, как женщина берет детей, сбегает от мужа, который ее бьет, и оказывается в такой ситуации. А мы помогаем таким беглянкам (конечно, иногда жертвами домашнего насилия бывают и мужчины, но чаще все-таки женщины) найти безопасное жилье.

— Ясно. — Я кивнула, радуясь, что Адина заполняет эфир, пока я прихожу в себя.

— Многие общественные институты помогают именно насильникам, а не жертвам. Например, если у пары есть дети, то право опеки над ними получает именно насильник. Насильник получает информацию о том, где живет жертва. То есть закон буквально берет их за ручки и ставит лицом к лицу. А «Диотима» оказывает попавшим в безвыходную ситуацию людям такую помощь, которую государство просто не в состоянии оказать.

— Например? — спросила я, бросая скомканную салфетку в мусорную корзинку рядом со столом. Вообще я начала расспрашивать про «Диотиму» только для того, чтобы иметь возможность собраться с мыслями, но тут мне стало действительно интересно.